Бремя любви

его адрес. — Говорю тебе, что не думал... — с напором повторяет Андрей; он хочет добавить что-то еще, но Макс не слушает его — Макс, Андрея перебивая, говорит с не меньшим напором, и кажется, что от каждого слова, выдыхаемого Максом, пышет жаром:

— А не думал, так надо... надо подумать! Хуля ты смотришь? Такой, бля, мальчик, и ты у него — командир... ты — его хозяин... хуля нам ещё надо? Всё же, Андрюха, в наших руках! Раскрутим его, раскатаем в каптёрке, и — по разику... в попец — по разику... или по два — от него не убудет, а нам, бля... нам это будет — в кайф! А может, и ему самому это в кайф окажется — вообще будет кайф! Всеобщий, бля, кайф... а?

Андрей, глядя на Максима, молчит, не зная, как — какими словами — Макса обломать... а обломать его, Макса, надо обязательно — не в струю всё это! И потом... они, когда шли сержантами в «карантин», ни разу ни о чём подобном не говорили — ни разу не обсуждали возможности своего предстоящего сержантства в том плане, что, пользуясь своим положением, можно будет кого-то «раскрутить», «раскатать»... они даже вскользь ...ни разу эту тему не затрагивали — ни намёком, ни в шутку... и вот — на тебе!

— Ну? Чего ты молчишь? Сегодня, бля, можно... все уснут — мы разбудим его, и...

Все уснут... Андрей, всё так же молча глядя на Макса — ничего не говоря в ответ, мгновенно представляет Игоря лежащим на спине с широко раздвинутыми, послушно поднятыми вверх ногами... ягодицы распахнуты, и между ними — туго сжатая, трепетно ждущая, вазелином увлажнённая девственная норка... кайф! Он, Андрей, уже не раз мысленно видел эту картину... картину, где Игорь, лежащий в каптёрке, доверчиво отдаётся ему, запрокинув к плечам колени полусогнутых, широко расставленных ног, и — каждый раз, когда он всё это мысленно видел-воображал, в груди его начинало сладостной истомой плавиться неизбывно щемящее чувство безысходной нежности... вот только Максиму в этих картинах места не было — ни разу Андрей, представляя своё уединение с Игорем, не подумал про Макса...

— Ну! Чего, бля, молчишь? Говорю тебе: сегодня можно... раскатаем мальчика, и... один раз — не пидарас... а? Давай!

Голос Максима диссонансом врезается в мгновенно возникшую картинку, и картинка эта, сладостно волнующая, где Максу места не было и нет, вмиг рассыпается, как сказочный домик, — Андрей, стряхивая с себя невольное наваждение, смотрит в глаза Максима с лёгкой — едва уловимой — насмешкой.

— Всё, Макс! Проехали! Мальчик останется мальчиком — я хочу, бля, уйти на дембель, а не ехать на зону... понял? — Андрей, сделав последнюю затяжку, резким щелчком запускает окурок в сторону газона.

— Нет, не понял!"Мальчик останется мальчиком»... да ради бога! Мы с тобой тоже вроде не девочки... — Максим, глядя Андрею в глаза — с завидной лёгкостью пропуская мимо ушей слова Андрея про зону, тихо смеётся. — Ты же сам говорил... сам объяснял мне когда-то, что между мальчиком-"мальчиком», попец подставляющим, и мальчиком-"девочкой», в попец дающим, дистанция огромного размера... объяснял