на львицу — если только на очень упитанную и донельзя ленивую, — но увернный взгляд, которого я раньше никогда не замечал, энергичные потряхивания плетью, поцелуев которой я уже получил: Мне не надо было объяснять два раза о том, кто здесь из нас жертва, а кто охотник.
Наташкина мама не стала меня развязывать. Легонько дотронувшись до узлов на веревках, она довольно скривилась, а потом уже более холодно обратилась ко мне:
— Если будешь делать все как надо, то больно не будет!
— А как надо? — я весь сжался в предчувствии недобрых вестей.
— А никак не надо, — задумчиво съязвила теща, рассматривая блики на граненых боках плетки. — Всего лишь расслабься: И постарайся получить удовольствие! Так, кажется, говорят у вас.
— У кого — у вас? — я помрачнел, сразу поняв, к чему она клонит.
— У мужиков, — пожала плечами Ирина Витальевна и вышла из комнаты.
Я покрылся холодным потом. Эта сбрендившая стерва могла сейчас сделать со мной все, что ей угодно. Избить, изнасиловать (само собой!), покалечить или даже убить! Последнее предположение меня никак не устраивало, и я стал лихорадочно искать пути к свободе. Еще никогда в жизни моя машина не казалась мне настолько далекой и желанной. Мой оставленный на улице «Жигуленок» должно быть уже присыпан снегом. И двигатель остыл. А про салон и говорить нечего.
Ясно представив картину «Как я сажусь за руль», я принялся извиваться всем телом, стараясь хотя бы ослабить путы. Интересно, где это теща научилась делать такие узлы? За вязанием носков, что ли? И эта ее садо-мазо-направленность: Давно с ней такое?
Мои попытки ни к чему не привели — я лишь затянул узлы плотнее, и левая кисть начала дубеть от недостатка крови. Еще полчаса, и можно смело вызывать «скорую». Я тоскливо глянул в сторону окна. Там было темно. И тихо.
— Твою мать!... — всхлипнул я, стискивая зубы. — Падла драная:
— О! — негромко воскликнул знакомый голос где-то в комнате. — Ты уже ругаешься?
И тут же какая-то тень зашевелилась в углу, послышались тяжелые, звучные шаги, и в тесном круге света появился человек. Он был закутан в плащ по самый подбородок, мохнатая шляпа с перьями закрывала его голову, и я ничуть бы не удивился, если бы он откинул всю эту бутафорию и запел арию из «Мефистофеля». Мужчина точным жестом снял плащ и шляпу, небрежно бросив все это на стул, где пару минут раньше была рехнувшаяся Госпожа Ирэн.
— Ну вот, — сказал знакомый голос. — Теперь мы лишены всех условностей и между нами никого нет.
Я тяжело вздохнул. Передо мною стоял тот самый гаишник из этих, как там их: Тополищ, что ли?
— Что вам надо? — усталым и недовольным голосом спросил я, закрывая глаза.
— Ну-ну, мы не в магазине, верно? — мужчина рассматривал меня, как какое-то животное в зоопарке.
— Верно, — покорно согласился я и продолжил равнодушным голосом. — Какая радость, что вы сюда заглянули. Меня тут вроде как извести хотят: А мне сегодня хоккей по второй