только тот, кого она имела в виду полковой священник 25 пехотного полка Илья Терлецкий погиб еще за год до этого в Севастополе и не мог он никак встречаться с ней. Он был мертв на тот момент, как и вы.
При этих словах, провожатый отделился от нас, подойдя к большому черному надгробью, и навалился всем телом на него. Я хотел переспросить, что за ерунду он имел в виду, но в этот самый момент что-то тяжелое опустилось сзади мне на затылок, и под напором резкой колющей боли я рухнул прямо на мокрую землю.
...
Точно не скажу, через какое время я проснулся, но должно быть приходил я в себя не очень долго, потому что удар, несмотря на всю неожиданность, был достаточно слабым, что вырубить окончательно здорового сто девяносто сантиметрового лося вроде меня. Настраивая плавающий после травмы взгляд, я постарался поскорее сориентироваться и понять, как мне теперь обороняться.
Я лежал на холодном каменном полу в слабо освещенной просторной комнате больше похожей на пещеру. В дальнем конце ее коричневым пятном виднелась массивная деревянная дверь, стянутая тугой клеткой железной обивки. Никаких окон. Должно быть, монах затащил меня в один из подвалов, оставшихся от прежних зданий, а входом в него и было надгробие, скрывавшее пустоту под землей — здраво рассудил я. Только вот зачем?
Чьи-то теплые руки заботливо гладили мое лицо. Спутать эти ласковые прикосновения моей Кати было нельзя. Что ж, она была рядом, это несколько обнадеживало. Я хотел было спросить ее о чем-то, но она жестом показала мне, чтобы я сохранял молчание. В этот момент дверь отворилась, и в комнату вошло сразу несколько человек, точное количество которых в толчее мне было сложно распознать. Среди них я узнал ...только Любовь Андреевну.
— Мы уже заждались тебя, Кирилл, — звучно произнесла она, — нам ведь непросто жить прямо на вражеской территории.
— Вы кто мать вашу такие, — прохрипел я.
— Ну как же, — засмеялась женщина, — мы те, о ком, ты только что спрашивал. Хранители Мокоши, последние ее жрецы. Этот выродок отец Герасим он думал, что справиться с нами легко — достаточно лишь уничтожить нашу главу и обратить в свою верю наследницу ее, но у Устиницы был и другой ребенок, мальчик, тот самый, что от Агея. Беднягу пришлось убить и съесть во время бегства, он слаб был слишком, не вынес велесовой проверки, но семя его никуда не делось. Достойный наследник древних волхвов, охранитель словеньских богов, а потомки его и поныне достойное дело продолжают.
— Это вы на меня что ли намекаете? — язвительно спросил я, предположив, что меня как раз и записали в потомки того самого неизвестного сына Устиницы, — чего-то не припомню я в своей родне умалишенных.
— Ах, самодовольный хвастун, — ухмыльнулась женщина, — потомка Устиницы мы давно нашли, то не сложно было, и она по силе своей, по преданности богам нашим не уступит бабке своей.
— Она? — смутился я
— Да, — плавно произнесла Катя, — Правь