Живая статуя. Часть 2

объявили закрытие, я вдруг почувствовал, что мне нужно срочно в туалет. Он был тут же, рядом с залом.

Когда я вышел оттуда — увидел, что зрителей в зале нет, входные двери закрыты, и рядом с ними стоит группа охранников. Они травили анекдоты. Повинуясь внезапному импульсу, я шмыгнул обратно в туалет.

Я не думал, что смогу остаться тут на ночь, но упустить такой шанс было нельзя. Зная, что кабинки будут проверять, я открыл дверь подсобки, где хранились ведра, швабры и тряпки, и, вспомнив фильм «Как украсть миллион», залез за дверцу кладовки.

Вскоре послышались голоса охранников. Один из них сунул голову в подсобку и, удовлетворившись этим, отошел прочь. Через пять минут воцарилась полная тишина.

Я выжидал еще какое-то время, боясь выходить. Наконец, пересилив себя, я осторожно, замирая и оглядываясь на каждом шагу, двинулся по направлению к залу. Свет выключили, и музей освещался только лампочками сигнализации и светом с улицы, проникавшим через окна.

Музей был пуст. Осознав это, я бросился к Майе и стал ощупывать ее металлическое тело, холодное и мертвое, как водопроводный кран. Я гладил, сжимал, царапал милые изгибы, еще недавно живые, горячие, пульсировавшие в едином ритме со мной — и едва удерживался от истерики. С трудом опомнившись, я заставил себя отойти от Майи.

«Будем рассуждать трезво», говорил я себе. «Прикосновения ничего не дали. Может быть, Майю нужно трогать в конкретных местах, конкретным образом, конкретное число раз?» Глубоко вздохнув, я вновь подошел к Майе и начал свои эксперименты.

. .. Три часа спустя я, совершенно обессиленный, плюхнулся на скамейку. «Может, Майю нужно окунуть в воду? Но все экспонаты на сигнализации, и я не дотащу ее к крану...» Мысли бились в моей голове хаотично, как ночные бабочки о фонарь. Из последних сил я заставил себя успокоиться, расслабиться и подумать.

«Логика, только логика», говорил я себе, «ничего, кроме логики. Итак, логика. Будем рассуждать логически. Что у нас есть? У нас есть список запретов. Обычный список запретов, стандартный для всех музеев. Нельзя трогать экспонаты, потому что... ну ни к чему им отпечатки жирных пальцев. Нельзя ходить босиком, потому что это не пляж, а музей. Нельзя бухать, потому что... потому что нельзя. Нельзя снимать со вспышкой, потому что... Стоп, а почему?»

В самом деле, думал я, — это уместно в картинной галерее: чтобы яркий свет не портил цвета картин. Но ведь здесь скульптуры, железяки, им фиолетово, со вспышкой я снимаю их, или без, или вообще не снимаю... Стоп, а почему на входе отбирают фотоаппараты? Почему все снимки делаются местной камерой, в которую вставляется SD-шка посетителя? Что-то тут не то. Сказали бы «без вспышки» — и хватит. Штрафовали бы за вспышку, в конце концов... Та-ак. Хорошо, что моя камера живет у меня в потайном кармане сумки. Маленькая, да удаленькая. А ну-ка...

Я подошел к Майе, достал свою любимую камеру, включил вспышку... Холодея, нажал на затвор...

И чуть не выронил камеру. Майя шевельнулась,