Пениязы

Фамилия у неё была смешная, Катя Пенияз, наверное, украинская. Считалось, что я за ней ухаживаю. Мы учились в одной группе в институте, более эффектные сокурсницы достались более энергичным сокурсникам, я и Катя составили этакую клоунскую парочку, мальчик из общежития и девочка в очках, отличница и зануда, разумеется, коренная москвичка из интеллигентной семьи, папа большой учёный в области физики-химии, мама по административной линии в той же сфере, дочка проявила своеволие и поступила в историко-архивный институт.

Красавицей Катюшу нельзя было назвать при всём желании, но и дурнушкой тоже, нечто среднее, свежее, исключительно натуральное, чтобы в восемнадцать лет выглядеть плохо, это надо постараться или же быть безобразихой или толстухой от природы. Самой замечательной частью Катюши на мой возлюбленный взгляд была жопа, тугая, крепкая, в меру широкая, я не раз представлял, как насаживаю эту тыковку на свой кол.

Дальше мечтаний, впрочем, дело не шло. Очевидно, что Катя была ещё девственницей, мой сексуальный опыт легко умещался в пальцах одной руки, наш роман проистекал в провожаниях барышни после учебы домой, очень изредка — в походах в кино. Возможно, Катя ждала напора с моей стороны, я, в свою очередь, надеялся на некий намёк, не происходило ни того, ни другого, даже банальных поцелуев в подъезде.

На летние каникулы мы разъехались в разные стороны, я — к родителям в Мончегорск, Катя под чутким присмотром мамы в Крым. В Москву я вернулся, исполненный твёрдой решимости поставить точки на I, выражаясь прямолинейно, вставить, наконец, в вожделенную точку. В случае отказа гордо объявить: «Мы не подходим друг другу», и увлечься кем-нибудь иной, например, Маринкой Сердюковой, жопа у Маринки была не такая знатная, зато невинность она потеряла давно и безвозвратно.

Технически для исполнения задуманного не было никаких возможностей. В те славные советские времена частных гостиниц не существовало по идеологическим мотивам, комнату в общежитии я делил с четырьмя охламонами, да и представить дочку большого учёного, отдающейся на скрипучей койке с металлической сеткой не мог даже мой, измученный спермотоксикозом мозг. Друзей-знакомых с собственной хатой в столице в те годы у меня не было.

В начале сентября курс дружно выехал на «картошку». В автобусе мы сидели с Катей рядышком, она молола чушь про крымские достопримечательности, я же представлял романтический вечер на стоге сена под чтение стихов любвеобильных поэтов, которые несколько вечеров подряд заучивал наизусть в библиотеке. Немного вина и потом, собственно, то самое.

Как назло, всю уборочную страду шли проливные дожди. Мы заваливались в барак, отдельный для мальчиков, отдельный для девочек, грязные как свиньи, наскоро умывались, быстро ужинали и падали в глухой сон батраков. Реалии сельского хозяйства были будущим историкам не в кайф. По субботам происходила дискотека, но не зажимать же, в самом деле, Катю в углу тёмного зала, как девку в деревенском клубе, тем более что, как зажимают деревенских девок, я не знал и теоретически. Обстоятельства неумолимо складывались так, чтобы наши отношения навсегда