Таёжный Абырвал

и в столичном обществе послужило скорее поводом к многочисленным анекдотам и шутливым памфлетам, нежели каким-то серьёзным диспутам или обсуждениям на эту тему. А посему, учитывая вдобавок и юный возраст немногочисленных членов «Наследников Декабристов», наказание отнюдь не было суровым. Могло быть гораздо хуже...

Надо тут добавить, что собственно возвышенные материи о несправедливом гнёте, под котором по мнению русских народолюбцев, пребывали народы, населявшие Империю, в принципе никогда не занимали голову Бориса. Но вот та слава и почёт, которыми неизменно наделяла либеральная часть светского общества каждого очередного борца за народное счастье, не давали Бореньке покоя.

А уж по поводу излишней избалованности и вседозволенности Бореньки, сёстры спорил не раз и не два чуть ли не ежемесячно, наверное, уже лет, как пять. Марии Михайловне всегда казалось, что Борис чересчур дурно влияет на её Витеньку. Но, конечно же, упрямая Катенька так не думала, возведя в своём сердце своего первенца на незримый золотой пьедестал, всегда склонная всячески обелять и многое прощать своему несравненному Борису. К тому же, на беду Александр Иванович, муж и отец, занимая высокий пост в железнодорожном ведомстве, ответственный за возведение и прокладку новых путей, довольно часто и подолгу отсутствовал в доме, почти полностью переложив на плечи жены воспитание их потомства.

И вот теперь, как снова не смогла удержаться от злорадного ехидства Мария Михайловна, её сестрица и пожинала плоды своего воспитания, когда повзрослевший наследничек, ни капельки, не робея и не коря себя излишним стыдом, поставил собственную родительницу к стенке в постыдную позу и пользует её аки непотребную девицу. И что теперь скажет Катенька, коли напомнить сейчас ей их многочисленные споры о чрезмерной избалованности Бореньки?

— Я же Вам писал, маменька!, — в каком-то яростном исступлении громко шептал Борис, продолжая остервенело налегать на мать всем своим телом в яростной любовной качке, — я же требовал! Чтобы вы приехали одна! Зачем здесь отец!? Зачем здесь Оленька и Олежка!? Я просил Вас, чтобы Вы приехали одна!

Его ладонь жадно месила пальцами сочную нежную плоть материнской груди...

Вот так-то, со стороны и не скажешь никак, что эта парочка родные мать и сын. Больше похоже, что любовник, за что-то осерчавший на свою возлюбленную, теперь вот эдаки приводит свою женщину к послушанию. И было в этом больше вины не сына, но матери, позволявшей своему отпрыску творить такое с собой.

Одним словом, Мария Михайловна, не знала, что и думать, хоть без сомнения невольно увлечённая видом этого непотребного действа была буквально не в состоянии оторвать от сливающихся в насильственной любовной схватке обнажённых разгорячённых тел глаз и жадно ловила каждое движение сестры и племянника.

— Глупенький мой мальчик, — вдруг как-то совсем не к месту к этой сцене неприкрытого насилия нежно и ласково выдохнула Екатерина Михайловна, — что же вы делаете со мной... Ведь я же люблю Вас всем моим сердцем. И буду любить всегда, что бы вы не делали со мной...

— Тогда почему я здесь,