По следам Аполлинера 30. Ночь ошибок

...для вида.

— Ну что ты делаешь? Как можно?! Ну что за негодник такой!... Да перестань же!... Вдруг кто войдёт?

— Да кто ж войдёт? — спрашиваю я, отрывая губы от её на глазах распускающихся сосков.

— Да кто-кто! Коля раз, Таня два... Разве мало?

— Один от карт не может оторваться, другая ждёт меня, когда я вернусь к себе от тебя, чтобы узнать, здорово ли мне попало...

— Чего это она вдруг?

— Не знаю... Может, пожалеть захотела после нахлобучки, которую ты, если верить её словам, обещала мне устроить.

— Ах, вот оно что!... Пожалеть, значит, захотела своего племянника... Ну что ж, беги к ней!

И она, неожиданно разорвав мои объятия, вскакивает со стула и, прикрыв скрещенными руками свой обнажённый бюст, продолжает изливать своё негодование:

— Тоже мне, нашлась утешительница! Небось и с тобой снюхалась, а не только с Жорой?!

— Откуда ты знаешь про Жору?

— Знаю. За версту видно, что слюбились.

— Ну чего тут плохого? Уж не ревнуешь ли ты?

— Ещё чего? Ревновать!... Хотя, чего это я разошлась? На Танюшку взъелась... Жору приплела... Сама лучше что ль?... Прости меня, миленький!

Воспользовавшись тем, что она в этом порыве раскаяния протянула ко мне руки, я кидаюсь к ней и снова заключаю её в свои объятия.

— Ну что ты, маменька, успокойся! Позволь мне осушить твои слёзы у тебя на глазах... Знай, что лучше тебя нет никого на свете!.,.

— Ты правду говоришь?

— Ну конечно!

— Не знаю, что сегодня такое со мной случилось... Весь день на взводе... Нервы напряжены... И сорвалась... Ты не сердишься на свою мамочку?

— Как можно?!

— Нет, ты правду говоришь?

К ней возвращается былая игривость. Она сама обнимает и целует меня. А в перерывах между поцелуями продолжает восклицать:

— Значит, любишь свою мамочку? И мамочка твоя тебя любит. Причём безмерно... Не веришь? Тебе мало уже представленных доказательств? Нет, нет, ты только скажи! Что ещё надо?

Мне показалось, что она близка к новому взрыву истерики и сама предложит мне то, чего я на словах вроде бы страстно желал, но на деле физически навряд ли бы ещё готов был сделать. И поэтому я предпочёл ответить так:

— Успокойся, мамочка, хорошая моя! Я тебе верю. Но позволь на сей раз мне напомнить тебе о необходимости помнить об осторожности... Вдруг кто-то из упомянутых тобою нагрянет сюда? Давай дождёмся более благоприятного момента...

— И когда же он может, по твоему мнению, наступить? — игриво интересуется она, снова и снова покрывая меня поцелуями.

— Да хоть сегодня ночью, когда Николай Иванович, утомлённый картёжной игрой, уснёт без задних ног, а ты озаботишься тем, чтобы дверь оказалась не запертой...

— Да ты что, миленький? А если он... Я даже представить себе не могу, как это — рядом с ним! В одной постели!

— Что ж, придётся подождать, когда представится более благоприятный случай.

— Нет, как это так?! — не унималась она. — В одной постели!..

Видимо, мысль о возможности такого рода измены показалась ей