По следам Аполлинера 30. Ночь ошибок

и твоим? Понятно я выражаюсь?

Произнося это, она дотрагивается до него, кладёт на ладошку и легонько подкидывает.

— Даю честное слово, что не нарочно. Хотя сейчас, задним числом, думая об этом, готов признаться, что, случись это, не вмешайтесь вы это действие, не направьте вы меня на знакомый путь, не прочь был бы попробовать проникнуть в вашу попочку. То, что мне приходилось читать об этом, говорит вроде бы о том, что удовольствие от этого получается отнюдь не меньшее. Мешает и пугает только боль при проникновении. А чтобы свести её до минимума, надо быть хорошо подготовленными.

— Что ты имеешь в виду? — не перестаёт интересоваться она, продолжая поигрывать моим инструментом и констатируя с деланным удивлением: — Ба, да он совсем скукожился! Бедненький! Но я рада, что мне удалось сбить с него спесь и привести его такое состояние!

— Уверяю вас, если ваше любезное обращение с ним не прекратится, он опять воспрянет. Всё дело только во времени.

— Боюсь, что его-то у нас и нет... Но что ты там изволил говорить про хорошую подготовку? Поделись-ка, что ещё вычитал в неприличных книжках?

— В какой-то мере вас можно считать уже подготовленной: вы возбуждены и совсем мокренькая. Того, что у вас сейчас внутри достаточно для того, чтобы пальцем смазать ваш задний проходик и облегчить тем самым проникновение в него. Можно я попробую?

— Попробуй! Только не очень-то усердствуй и чуть-что, прекращай...

Я опускаю пару пальцев в её разворошенную, с распухшими краями, расщелину и, подвигав ими там малость, вытаскиваю их и предлагаю:

— Извольте принять соответствующую позу.

— Опять ...на колени встать?

— Можно и так.

Подушечками этих двух пальцев я совершаю круговые движения вокруг очка, время от времени дотрагиваясь до него и пробую опустить в него ноготок.

— Приятно?

— Да, как это не странно! Но несколько подобное я почувствовала и тогда, когда ты по ошибке, если верить тебе, тыкался там, пока не причинил ужасную боль.

— А сейчас не больно? — спрашиваю я, погружая палец уже на полную фалангу.

— Кажется нет...

— А сейчас?

Молчит. Значит не больно. А если и больно, то не так чтобы уж очень.

— А теперь, пожалуйста, потерпите. Сейчас я смажу свой балунчик вашей смазкой, как следует поплюю на него, чтобы легче ему было проникать, и попробую заменить им палец...

Но размазывая на нём слюну, я убеждаюсь, что он по-прежнему в ничтожном состоянии, и о том чтобы ввести его куда-нибудь — хоть в зад, хоть в перёд — и речи быть не может. О чём и сообщаю ей:

— Кажется, я поторопился, Елизавета Львовна... Извольте убедиться...

Госпожа Самарина сваливается с колен через бедро на задницу, поднимает туловище и дотрагивается рукой до моего ставшим тряпичным хоботка, поглаживает его и говорит:

— Ну, может, и хватит с нас на сегодня. Мне так хотелось, чтобы ты... Ну, чтобы ты тоже... Как же я переживала, что не получилось в прошлый раз, в Подольске. А ведь чтобы иметь алиби, я