Моя история. Цитадель

подробностей представляемого зрителю объекта, приковывала к себе взгляд, глаза бегали по разрисованному листу бумаги, открывая для себя новые и новые штришки, нюансы, пожирали жуткие гримасы страха, боли, отчаяния на лицах гипертрофированно вытянутых, искривленных, скрученных костлявых людей. Каждая картина была окном в отдельный мир, будто за стеной твоего дома происходит то, что ты видишь на картине, господство одного чувства, нарочито подчеркнутое, чтобы зритель мог как следует прочувствовать, не примешивая никакие другие ощущения. И в этот мир было так легко поверить, стоило просто стоять и смотреть, как ты ощущал себя у подножия огромных статуй, или исполинского трона из черепов и костей, умело сложенных и сплетенных вместе, обмотанных иссохшейся кожей, на котором восседала не то смерть, не то сбредивший от всесилия тиран, забор из ржавых железных прутьев, обросший вытянутыми человеческими костями, словно густым плющом. Арсений любил изображать смерть в своих картинах. Нет, он не был на ней помешен и уж точно не имел суицидальных наклонностей. Он объяснял это тем, что смерь, то единственное, что объединяет абсолютно всех людей на планете, это то, что будет с каждым из нас. Это некий символичный конец нашего жизненного пути. Он волнует абсолютно всех, абсолютно каждый, хоть раз, но задумывался о нём. При этом, никто не знал смерть, никто не знал, виден ли свет в конце какого-то там тоннеля, проносится ли вся жизнь перед глазами. Ведь с того света едва ли кому удалось вернуться. И в этом был некий парадокс, смерть была самым распространённым явлением, касалась абсолютно каждого, но оставалась при этом самым таинственным.

В районе, где он проживал, часто бывали проблемы с парковками, поэтому я решил поехать на метро. К тому, же так даже выходило быстрее. В полупустом метро не было суеты. Все сидели на сидениях и не клевали носом, как это бывает рано утром в будние дни. Я сидел и размышлял над своим сном. Он никак не давал мне покоя. Я, по своему обыкновению, пытался расщепить его на атомы, чтобы понять, что я мог упустить. Хотя, уже не сомневался в том, что это просто дурацкий ничего не значащий сон, просто по какому-то стечению обстоятельств снившийся несколько раз. Может, первые два раза он мне приснился случайно, а потом моя зацикленность на этом событии привела к тому, что он повторился снова. И так далее, как снежный ком. Вагоны неторопливо тащились по черному тоннелю метро, лениво пошатываясь по сторонам. Голос объявлял наизусть известные станции метро, в полупустом вагоне, он казался громким и каким-то назойливым. Я вышел на «Крестьянской заставе» и не спеша пошел до дома Дворжака. Если этому дому, в котором жил Арсений, придать немного ветхости, то он прямо будет таким, словно сошел с его полотен. Хотя, для этого ещё придется обвить его парой сотней костей, размазать по стенам черепа и тогда, очень даже может быть.

Арсений ждал меня, поэтому на