Сквозь тернии к звёздам. Ник и Мэлори

гостиной на велюровый диван, и Ник опустил глаза, глядя в фарфоровую чашку перед собой.

— Ты пей, рассказывать будешь потом.

— А можно сейчас?

— Ну, если хочешь, можно и сейчас. Я слушаю тебя.

— Понимаете... — начал Ник.

— Понимаешь, — поправила его Мэлори. — Ник, ты можешь говорить мне «ты».

— Хорошо. Понимаешь, Мэлори, я рос единственным отпрыском в семье, и пока я был капризным, своенравным, но в общем-то контролируемым чадом, у меня было всё самое лучшее — юга, курорты, шмотки, словом — всё. Но как только у меня начался переходный возраст, так называемый пубертат, и я стал резко, «неадекватно», как выражались мои родители, проявлять своё «Я», на меня повесили ярлык «неуправляемый». И началось! Меня не желали признавать полноправной личностью, не желали видеть во мне равного. К тому же мои родители, ортодоксальные гетеры, начали догадываться о моей би-, даже, скорее, гей-ориентации. У меня до моей так называемой «работы» никого не было, но они же видели, как я начал одеваться, на кого стал смотреть. А я... Я был ещё не взрослый, но уже и не маленький. Это я сейчас уже прошёл огонь, воду и медные трубы, а тогда... Я занялся карате, отрастил хайр, покрасился белыми «перьями», облачился в чёрную кожу — словом, из хорошего благополучного юноши превратился в юного распиздяя гейской наружности. И одновременно оказался один на один со всей Вселенной. Свою ориентацию я осознал, но для того, чтобы завести с кем-то отношения, мне нужно было по-настоящему чувствовать и любить человека, а не только иметь рядом с собой красивую конфетку, глянцевую снаружи, но абсолютно пустую внутри. Красивых пацанов много, но на глубокие чувства способны лишь немногие из них. Мне такой не встретился, а секс ради секса меня никогда не привлекал. В человеке, помимо внешности, должна быть и душа...

Мэлори слушала Ника и ловила себя на том, что он читает её мысли. Именно поэтому всегда пользовавшаяся успехом Мэлори, несмотря на свою роскошную транс-внешность, была до сих пор одна. Она с нежностью смотрела на Ника, а он продолжал:

— А на женщин я до тебя вообще не смотрел. Ни одна меня не заинтересовала. Ну вот. Подступило одиночество, оно душило меня, и я решился. На летней практике я заработал сто пятьдесят долларов и на них, тайком от родителей, купил голубого мышиного доберманчика полутора месяцев от роду. С тех пор моя жизнь обрела смысл, и этим смыслом стал Грэй. Я терпел унижения, нравоучения, всё только ради Грэя. Но вот однажды, когда Грэю было уже четыре месяца, во время очередной разборки, заявив, что я выгляжу, как позорный пидор, отец поднял на меня руку. Я даже не поставил блок, хотя мог бы, но после этого я собрал вещи, взял Грэя за ошейник и ушёл из дома. А незадолго до этого, когда я гулял с щенком в парке, ко мне подошёл субтильный субъект в джинсовом костюме и окольными путями стал