Лёгкие деньги. Часть вторая из двух

по-человечески взлезать в нечеловеческую шкуру.

Но вкус хозяин имел: в самом центре потолка архитектор проделал огромную дыру. Из неё лился неестественно-яркий свет. Падал на заваленную бумагами столешницу, обрисовывал массивные, выполненные в виде змей, ножки старой бронзы.

Из мебели, помимо стола, имелся еще и стул. Его, вместе с хозяином, скрывал плотный мрак.

Никакого суетного человечьего мельтешения. Творческий бардак и храмовый аскетизм.

— Чего морщишься? Мавке, я вижу, нравится, — произнёс хозяин. Голос остался прежним: чистым, не поломанным — мальчишеским.

Искор оперся о посох. Вздохнул.

— Вообще, я устал и хочу спать, — сказал он, — но так да, паршиво живёшь. На твоём месте я устроился бы уютнее.

— Радуйся, что не на нём.

Волхв улыбнулся. В луче света появилась детская рука. Короткие пальчики сжимали перо. Кончик его что-то начертал на бумажном листе. Без того исписанном.

— Ай–не-ке, — по слогам произнёс хозяин. — Наивное и чистое дитя.

Мавка фыркнула.

— Не смей спорить! Ты, Ай-не-ке, блуждаешь в темноте. Все блуждают, да. Но ты не все. Тебе особенно не повезло. Знаешь почему? В темноте ходят волки. У них нет глаз, но есть нюх и о-о-о-чень чуткие уши. И Айнеке, некрасивая девочка с красивым именем, напоролась на них дважды.

Хозяин приподнял перо над бумагой. На кончике повисла жирная черная капля.

— Первый раз тебя поймали ведьмы. И некрасивая девочка стала красавицей. Второй раз, когда встретила Искора. Знаешь, чем он промышляет, мавка? Не знаешь, это ясное дело. Кабы знала — имела б разумение, почему ты... доблуждалась.

Айне бросила на Искора вопрошающий взгляд. Волхв стоял не шевелясь. Прерывать духа в его планы явно не входило.

Похожая мысль посетила и хозяина.

— А чего ты молчишь, белобрысый? — зло спросил он. — Дашь закончить?

— Дам. Секретов у меня нет. А если и есть, не по твоему они уму.

Детская ладошка сжалась в кулачок, сминая перо.

— Ну так слушай, Ай-не-ке. Твой «волхв» заживо ест наших сестёр и братьев. Он этим живёт. Разделывает одарённых как мясник быков на бойне. Отделяет духа от души, такое вот ремесло. И все бы ничего. Но духа позже, он приращивает к новой душе. Только за деньги. Есть у тебя к нему теперь симпатия?

— Тебе не должно быть дела до моих симпатий, — буркнула мавка.

Но все-таки сдвинулась на шаг в сторону от волхва. Искор продолжил буравить взглядом темноту.

Хозяин подался вперёд. Свет заиграл на светлых, непослушных кудрях. Выхватил округлое детское личико — что было бы вполне мило. Не будь на мордашке пары огромных жабьих глаз.

Они будто светились изнутри, как горит на солнце янтарь.

Мальчик хищно оскалился.

— Нет, нет, нет, — проговорил он. — Ты не поняла. Волхв прикрывается твоей влюблённостью, как щитом. Он прикрывается тобой, Айнеке. Поставил тебя в очень неудобное положение — между молотом и наковальней. Тобой пользуются — это не приходило в голову? Знаешь, что делают со щитом, когда тот приходит в негодность? Его выбрасывают.

По телу пробежали мурашки. Айне отступила — глухо стукнуло в тишине копыто.

— Я пришла сюда не из-за волхва, — неуверенно произнесла она.

Дух медленно развел