Крестьянка-барышня

девственную пещерку. Дуня, в блаженном полузабытьи не замечала этого. Разумеется, когда она немного пришла в себя, то моментально опомнилась и схватив свою тряпочную защиту стыдливо прикрылась, бормоча:

— Вот беда-то какая, срам показала, вот беда...

— Дуняша, ну какая беда? Ну показала и показала... От этого у тебя там дырочка меньше стала? Или твой пушистый бугорок облысел? Ну, проверь сама — все на месте.

Дуня сунулась было под свою «накидку», но тут же поняла что это подначка и только обидчиво сказала:

— Ой шутишь ты надо мной, Нил, все шутки шуткуешь над беззащитной девицей!

— Да какие шутки, Дуняша? Лучше иди ко мне, я тебя поцелую. Как тогда...

— С языком?

— С языком.

На этот раз поцелуй был таким долгим и сладким, что девушка едва не сомлела. Но опытный мужик вовремя вернул ее к действительности, быстро одел и отправил восвояси.

В субботу Дуня предъявляла бабам в бане следы своих «страданий». Они действительно выглядели впечатляюще. Один огромный «кровоподтек» на левой груди заставил завидущих холопок сочувственно заохать.

— Дак как же ты, деушка таку страсть то терпела?

— Да уж не знаю деушки, думала оторвет мне титьку-то окаянный. Однако Бог миловал... Дак ведь он потом опять хватать начал — за все места, — Дуня поворотилась вокруг, демонстрируя свои «увечья». — Чисто зверь деушки, чисто зверь...

Даже сплетница-Маруська состроила сочувствующую гримасу. Бабы пошумели, обсуждая охальника и зверя, но в полголоса — Нила все боялись как огня. Потом одна из баб постарше подошла к ней с утешением:

— Каки страсти ты терпишь, деушка! Так может ты это... Покорись, чем так-то уродоваться. Ведь он так тебе и правда, оторвет или покалечит че ни то, потом уж взамуж точно никто не возьмет.

Бабы дружно зашумели:

— И то, покорись деушка, чем так-то страдать, лучше уж подневольной жить да не видать таких страстей...

Даже Маруська присоединилась к общему хору:

— И то Дуняша, правда, ты бы покорилась, чем так-то страдать...

Дуня со скорбной миной выслушивала эти советы, а потом с тяжким вздохом сказала:

— Видать ваша правда, деушки, придется покориться ироду, чтоб ему ни дна, ни покрышки. Устала уж я битая да мученная ходить... Только и вы меня пожалейте — не хайте по всем углам. Все видите — не блядь я гулящая, а неволей замученная (Дуня в силу деревенского воспитания не знала, что экспрессивное слово на букву «б» является нецензурным).

— Бабы обещали «быть добрее» к несчастной деушке и постепенно разбрелись на помывку.

А Дуня после бани неслась в комнатку к Нилу как на крыльях. Их нехитрая затея удалась! Теперь ей не надо портить тело «синяками», и она может невозбранно посещать Нила по вечерам. Она не хотела себе в этом признаваться, но привычка каждый день отдавать свое тело мужским ласковым рукам и губам крепко в нее въелась.

Нил встретил ее как всегда ласково, усадил за чай, выслушал ее сбивчивый рассказ о событиях в бане, похвалил за «артистизм». Потом призадумался и сказал:

— Значит ты пришла «покоряться»?

—