Читатель

уд мой пробивает девственность аки стальной таран соломенные ворота. С кряхтеньем и уханьем подбрасываю девку на своем уде, придерживая за бедра. Кровь смешивается с бабьими соками, течет по моим мудям. Насаживаю девку аки свинью на вертел, шлепается муде мое о разгоряченную пязду, хлюпает, стонет, извивается девка, трещит березка за её задницей! Не проходит и десяти минут, как мощный поток малафьи заполняет бабье нутро. Ябу растянутую и разгоряченную манду, покуда уд мой не опадает. Отпускаю девку, она без чувств сползает вниз по березке. На бедрах её багровые следы от моих пальцев, между бедрами видно как на траву стекает малафья.

Шлепаю Марфу по щекам, она тихо стонет, но глаз не открывает. Вздыхаю, опускаю платье на её обнаженные ноги, взваливаю девку себе на плечо. Поддерживая её рукой за задницу, бодро шагаю по пыльной дороге к Золотым Воротам древнего города Болдырьска.

Через версту оказываюсь перед воротами. У ворот, по обыкновению, приходской дьяк-писарь да стражник. Дьяк нагло хихикает в бороду, показывает на меня кривым пальцем и шепчет стражнику — дескать, смотри, опять Читатели девку украли. Грожу дьячку тростью, матерно ругаюсь, прохожусь по всей его епархии. Желчный дьяк хохочет и показывает мне шиш. Опускаю девку на землю, даю дъяку четверть тверского червонца, наказываю доставить её на Болдырьский рынок, деду Пахому.

Время веселья и время дела. Быстро бегут секунды наслаждений, но грядут часы и дни праведных трудов. Собирай лавровые венки, готовь цепи, точи крюки, иду к тебе, славный Эротикон!

VII.

Эротикон! Эти прохладные каменные залы, где прах и пепел малых мыслей и вредных идей уходят в небытие, увлекая за собой их авторов. Эти мраморные своды, под которыми Читатели годами процеживают через себя гной и кал чужих мыслей. Эти древние стены, сотрясаемые криками радости, когда Читатель выводит к толпе автора, чей труд прекрасен и добродетелен.

Шагаю меж дубовых столов, смотрю в лица авторов, ждущих моего суда. За мной следует сотник в парадном кафтане, с золоченым бредшем на плече и стягом Болдырьска в руке. На стяге древний герб славного города — семеро бобров бьют и ябут оскалившегося злого волка. С сотником три стрельца и писарь.

За одним из столов примечаю красивую и статную бабу. Лет тридцати, в расшитом переднике, в украшенном жемчугом кокошнике. Руки её сжимают богатые серебряные браслеты с бирюзой. Грудь её массивна, кожа бела, лицо её приятно, влечет чувственными пухлыми губами. Волосы убраны за спину и скреплены золотым гребнем. Одежда и стать говорят о богатстве и достатке. Возможно — супруга богатого купчины, или дочь одного из местных князьков. Её голубые глаза её встречаются с моими, она отводит взгляд, отшагивает от своего стала в тень зала. Вот и ты, мой милый автор, ждешь меня, трепеща и надеясь на свой триумф.

Подхожу к её столу. На столе книги с богатым тисненым окладом. Беру одну из книг, нюхаю, раскрываю, наслаждаюсь от прикосновений к вощеному переплету и дорогому бело-желтому пергаменту. Наслаждаюсь вязью