Читатель

Она подносит ладонь за скруткой, я же беру её за запястье.

Девка заливается краской, пытается выдернуть руку. Отворачивается, прячет глаза. От её смущенного лица, от её молодости и свежести, от её славного поэтического дара — уд мой восстает! Прижимаю девку к себе, стискиваю её руку, делаю восторженное лицо, шепчу с придыханием:

— Чуден и прекрасен, Марфа, твой труд! Сотни лет опекали Читатели свободные города, из года в год принимали в сердце свое копия злодеев и безумцев, что хотят выплеснуть свой яд в Мир Божий! Терзаемые поносным словом и злыми мыслями, восставали на защиту общин, служили щитом для душ людских и умов! Ты же, прелестница, спасение наше, принесла миру славные цветы своего дара! Господь, Господь воздал за мою праведность! Господь привел тебя ко мне, в этот чудесный сад! Промысел Господень дал мне испить нектар твоих чудесных стихов! Вот награда за мое служение! Разве могу испросить большего у Господа?

Девка развесила уши, улыбается, хихикает, глаза её искрятся, грудь часто вздымается под простецкой одеждой. Рука её не вырывается из моей, тонкие пальчики переплетаются с моими огрубевшими, мозолистыми и изрезанными пальцами. Ищет ласки и похвалы, внимает словам моим, губы её блестят как спелые вишни. Рукой глажу упругий зад её, сжимаю налитые ягодицы. Прижимаю её к себе, щекочу бородой нежную белую шею, касаясь губами щеки шепчу, понизив голос:

— Ах, что за попка! Прелестница! Ну и попка! Ах, что за попка, чудная! Марфуша, что за попка! Создал же Господь такую красоту! Ох, и хороша же попка! Ох и попка хороша! Марфа, ты поди ялды и в руках не держала? Ах, попка! В девках еще, прелестница?

Девка закрыла глаза, слушает, млеет, пульсирует в моих руках. Опускаю руку, задираю вверх её фартук, скромное деревенское платье, хватаю ладонью за пязду. Вскрикивает девка, пытается отстраниться, вцепляется в мою бороду. Воет, стонет, кричит, треплет бороду мою что есть силы, окаянная! Я же жму мягкое, нежное мясо, прижимаю ладонь плотно, текут бабьи соки на мои толстые пальцы, медленно, но настойчиво ласкаю её, вжимаю палец то в пязду то в задницу, чествую тяжелый и сладкий бабий запах. Попалась, прелестница! Полно тебе ходить в девках, не уйдешь от хуя читательского!

Хватаю девку за бедро, другой рукой за талию, поднимаю её, делаю несколько шагов, упираю её спиной в березку. Спускаю портки, уд мой налитой смотрит вверх, блестит ялда, словно огромная багровая слива. Вжимаю Марфу в деревцо, хватаю за бедра белыя, развожу их изо всех сил, поднимаю девку повыше, с уханьем сую уд свой в пязду медовую. Да не тут-то было, не врала Марфа! И верно в девках! Визжит, плачет, рвется из рук моих, стонет, причитает! Впивается ногтями в щеки мои, царапает, словно кошка! Ах, славно! Ах, чудно!

Рву прелестницу бедрами на себя, подаюсь удом навстречу, изгибается, вопит девица, ерзает задницей, прижатой к березке. Подаюсь навстречу, загоняю в лохань её, чувствую, как могучий