Хейстак Вилледж. Глава 3: Соколиная охота

до смеха, — проворковала Джейн и сорвалась с места.

* * *

— У Вас прекрасное тело, Тереза. Мне совершенно не ясно, что Ваш супруг мог искать в других женщинах, когда у него были Вы.

И Тереза верила, что Малкольм и вправду так считает, а вовсе не льстит ей (да и зачем?). Она и сама знала, что выглядит хорошо. К своим сорока годам она не растеряла красоты и свежести, за которые ее много лет назад полюбил Генри Вилкокс. Она всегда выглядела моложе своих лет, и принимать комплименты мужчин ей доводилось нередко. Вот только слушать похвалу от убийцы своего мужа было очень больно.

Ее муж, к слову, теперь был накрыт простыней, той самой, в которую не так давно куталась рыжая потаскуха, а дочка — благополучно заперта в платяном шкафу, с просьбой закрыть уши. Так Малкольм, добрая душа, «разобрался» со всем, что могло смутить женщину. Но, учитывая положение, то, что Миранда не будет видеть надругательства над своей матерью (не говоря уже о том, что ей еще рано видеть секс), и то, что сама Тереза не будет видеть холодное тело своего супруга, уже рождало в ней что-то, отдаленно напоминающее благодарность. Другое дело, что она это чувство подавляла, как непозволительное.

После всего произошедшего Тереза ожидала немедленно быть подмятой под Малкольма и усердно изображать удовольствие от процесса, нравилось бы ей это или нет. Но человек в костюме удивил ее в очередной раз. Ее тело подверглось невиданным доселе ласкам, о которых за все годы замужества она не позволяла себе даже думать. Подобные чувства ей приходилось испытывать впервые. Ощущение низменного животного наслаждения, смешанное с ненавистью, стыдом и горечью, делало ее в собственных глазах жалкой и грязной. И неважно, что того требовала ситуация, что от ее «содействия» зависела безопасность Миранды. Эту грязь, существующую лишь для нее одной, она уже никогда не сможет отмыть.

Прежде всего Малкольм поднял ее на руки и отнес на кровать, на которой еще не высох пот шерифа и его любовницы. Раздевая ее, он уделял внимание каждому квадратному сантиметру ее кожи, поглаживая и иногда легонько щекоча. Медленно и с видимой увлеченностью прокладывал он свой путь, начав с плеч и сексуально очерченных ключиц и закончив маленькими аккуратными стопами. Поэтому, к моменту, когда с нее был снят последний элемент одежды, дыхание Терезы начало неумолимо учащаться. Но затем Малкольм двинулся в обратную сторону, добавив к рукам язык и губы. Почувствовав, что ее пальчики угодили во что-то влажное и теплое, она в первый миг не поверила в происходящее. Однако это было явью: мужчина поймал их ртом и теперь легонько посасывал и выписывал вокруг них языком пируэты, отчего Терезу едва не трясло от щекотки. «Господи, что он вытворяет? Он сумасшедший!».

После пальцев язык Малкольма двинулся по ступне к пятке, оставляя обильное количество слюны, словно хотел вымыть женщине запревшие с дороги ножки. Та же участь постигла и другую стопу. Затем