Любовник Марфы — Черная смерть

в глубокой ямочке отвисшего юношеского подбородка. Повешенная прямо за длинные кровью облитые слипшиеся кучерявые те черные волосы на вбитом под дождевым козырьком в дверь гвозде.

Говорят, она ее вынесла в мешке и на большом чайном разносе и повесила здесь, как свой очередной трофей. Сказав, потом всем увидевшим это жуткое зрелище, что от него в Зоне не убудет. Кто будет следующим, и желающим ее тела. Тела женщины из Монолита.

Это был некто Рафаэль. Так лоботряс и ловелас в одном лице прибившийся к отряду Свобода, который, как только загорать на солнышке и приставать к бабам в лагере больше ничего и не мог. Его живым видел Шрам, когда он еще получил прикладом в рожу от бывшей ведьмы Фэны, когда только появился в Зоне и на Армейских складах.

Говорят по слухам самой же Свободы, Макса и Фэны, этот пройдоха сумел притереться ненадолго к Марфе. Но лишь ненадолго. Было у них, что или нет никто, не знает. Говорят, он неустанно околачивал ее порог дома. Его предупреждали о ней. О ее жестоком обращении со своими, даже пленниками, а он в ус не дул. Все ждали, что вскоре случиться неладное, но он был не особо дорог всем, и тем более женщинам. Впрочем, всем было на этого отщепенца Зоны совершенно плевать. Хотя и предупреждали и не раз. Но, это все, же случилось, а когда это случилось, все были напуганы в самой Свободе. Когда утром увидели его отрезанную голову на дверях дома Марфы.

А она в какой-то старинной одежде. Словно сошедшая с какой-то книжной картинки, как этакая сказочная кошмарная фея. В черном подпоясанном широким в гибкой талии поясом до земли расклешенном еврейском платье. В белой накрученной на ее длинные черные вьющиеся змеями волосы чалме на голове. В золоченых серьгах и украшениях на оголенных завернутых рукавами до локтей руках, кольцах и браслетах. Выпятив свою полуоголенную в приличном декольте подтянутую торчком вперед стянутую тугим корсетом того платья женскую молодую грудь. Вся обрызганная мужеской пролитой кровью. На руках и том платье. Даже капли крови были на ее трепещущей от хищного все еще вожделения страстного и кровожадного дыхания женской груди.

Она стояла на пороге своего того на пригорке дома, показывая на отрубленную голову Рафаэля, и читала правила морали и правила хорошего поведения для всех мужиков в лагере Свободы по отношению к женщинам. После этого случая никто уже и не сомневался в том, что тех кавказцев и бандюков с наемниками тоже она уделала, в том овраге недалеко от перехода в Бар. Тот же бескомпромиссно невероятный по жестокости и кровожадности маниакальный фанатички Монолита почерк.

Говорят, она его этого Рафаэля так вот порешила, за распущенную привязанность к ней и ко всем бабам Черноболя. Как отпетого развратника и бледуна. В назидание всем мужикам в Зоне и на Армейских складах.

Говорят, она его вроде, как заманила, будучи по родословной еврейкой, специально своей еврейской такой вот