Двенадцать мгновений жизни Леры К.

Ты любишь, когда тебя ебут другие мужики, да? Ты моя шлюшка, да?

Лера молчала, сжавшись под Дэном.

— А давай я позову братана, и мы втроем?... У меня улетный братан, ебется так, что заебись!... У него не то что у меня, у него целых девятнадцать сэмэ, прикинь ваще? Ты с ним тебя так отжарим, что... Эээ, ты чё? Лерк!..

Но Лера лихорадочно одевалась, и минутой спустя вылетела из квартиры, изо всех сил стараясь загнать слезищу обратно — туда, где она висела все это время.

10.

— Папа! Папочка!... — Лера кинулась на шею отцу.
— Доча! Что такое? Ну... ну... ну чего ты? Он... он обидел, да? Изменил, да? Ну... ну ничего, ну не надо, доча... Ты у меня такая красавица, такая красотулька, что мужики будут штабелями лежать. А он будет локти кусать. Ну не надо, не надо... — папа гладил ее по голове, по плечам, по льняным волосам, растрепанным Дэновой подушкой, а Лера ревела ему в футболку, дергаясь от горьких взрывов плача.

— Не надо, не надо, все хорошо... — папина рука залезла ей под блузку и поползла по спине, едва касаясь кожи. Это было так неожиданно приятно, что у Леры вдруг кончились слезы, и она всхлипывала по инерции, обхватив папу крепко, как только могла. «Я забыла лифчик у Дэна», подумала она...

— Нравится? Ну... ну вот... Когда-то ты очень любила так. Когда была совсем маленькая... Может, снимешь блузку? Мне будет удобней, и тебе приятнее...

Лера приподнялась, стащила с себя блузку — и уткнулась обратно в папу, сплющив об него голые груди.

— Лерка... Леруська... Как я тебя ...люблю... — шептал папа и целовал ей макушку, а затем плечо, затылок, шейку, ухо... Лера замерла в сказочном, невозможном, невыносимом блаженстве. Слезы и радость смешались в ней воедино и застыли внутри дрожащей капелькой, которую она боялась потревожить и оттого не дышала, впитывая в себя ласки отца.

Руки его скользили по бархатной Лериной спине, понемногу подбираясь к груди. Он уже ничего не говорил, и только страстно целовал ее, всасываясь в горячую кожу. Его язык проник в складки уха, и Лера выгнулась в нежданном спазме: ей никто никогда так не делал, и она чуть не подавилась от сладкой искры, обжегшей мозг. Груди ее отлипли от папы — и его рука тот же проникла к соскам, взяла мягкое полушарие в ладонь, подмяла его — нежно, легонько, а затем сильней, сильней, массируя ореол и сдавливая пальцем взбухшую вишенку... Лера громко стонала, выгнув дугой спину.

Вдруг она дернулась — и рывком отстранилась от отца:

— Па?..

Секунду или две они смотрели друг на друга; затем отец схватил ее за плечи и повалил на кровать. Лера завизжала и забилась, пытаясь выползти из под него, — но тот уже стащил с нее брюки с трусами и хлюпал пальцем в ее пизде, вымокшей, как мыло в мыльнице.

Изловчившись, Лера лягнула его пяткой в щеку, сбив очки на пол. Отец охнул и заморгал, как филин,