О несчатных членодевочках замолвите слово: История первая

думала, что школа — с ее кликами, шепченьем, гадостными ухмылочками и издевками остается, как бы, в школе. Что это детское и временное, а потом между людьми наступает если не гармония, то хоть... взаимное уважение какое-нибудь... как у взрослых людей...

Но нет. Офис был школой. Только яда в ней было больше — ведь за все это еще и платили...
...

Я работала при бухгалтерии. Разместилась в уголку рядом с пузатым компьютером и трудилась тихонько, старательно и безотложно. Курить не ходила: только мельком отдрочить, если вдруг становилось совсем невтерпеж...
Я думала, что так не буду привлекать внимание. Но иногда все получается наоборот.

Меня невзлюбила стайка молоденьких змеюк, пополам из моего отдела, пополам из соседнего. Они собирались в курилке, красивенькие, подтянутые — и лили на своих коллег грязь, как старые перечницы, или обсуждали простые свои увлечения — туфельки там... бабское...
И как-то я им не приглянулась. Поначалу за тишину и непохожесть: полагаю, что они приняли это за высокомерность... потом прибавилась манера одеваться — в длинные юбки и простенькие верхи... всегда находилось что-нибудь. Правдивое или нет — дело третье.

Конечно, я могла бы просто сблизиться с ними, но... ну.
Не получилось у меня. Не умею... люди, они такие сложные, когда с ними разговариваешь!

Хуже всего мне доставалось от Светы... Светика, как называли ее подруги. Света, невысокая, красивая до боли, с подтянутыми грудками размера второго с хвостиком, смуглой кожей с искусственным загаром, русыми волосами и темными глазами вызывала во мне те еще чувства: пополам злость за издевки, пополам смущение, пополам невыносимую похоть... я попыталась однажды заговорить с ней, долго собирая для этого силы: но стоило мне подойти и увидеть, как ее бедра натягивают ткань темной юбочки, а грудь смотрит на меня темными полусферами из блузы, как мой член рванул бессильно наружу, лицо покраснело, а глаза начали бегать... я похлюпала курносым носом, неловко улыбалась — и собеседница раздраженно ушла, а я, сгорая от стыда, побежала в туалет и со всех сил нарезала дрочку за дрочкой, чтобы успокоиться, давя слезы.
К образу высокомерности с легкого Светиного языка мне приписали еще и лесбиянство, и нелюбовь превратилась в травлю...

Не хочу про нее рассказывать! Это грустно, но я привыкла в школе, а тут мне еще и платили! Дома я была свободна делать все, что угодно, но а работу... работу я бы перетерпела!!
Так бы мне хотелось думать. После недели травли...

Я захотела уволиться — и сдержалась только потому, что вспомнила про дядю. Про то, что вся эта работа — почти что его подарок мне...
И я сдержалась. Пришла на работу. Села за компьютер — и проигнорировала взгляды-иголки, слабо улыбнувшись...

...
Из-за странной планировки в нашем офисе был второй туалет, к которому вел длиннющий коридор. Ну, вел-то коридор на самом деле не в туалет, а в пустовавший по необставленности конференц-зал: но кому нужен этот дальний туалет, когда есть еще один, прямо рядом с офисными помещениями?

Нужен он был в основном мне. Когда похотливый дурман становился невыносим, а