Три карты (фантасмагория)

быть, как она ни тужилась реветь...

— Чего ты плачешь?

Чья-то рука нерешительно трогала ее за плечо.

Лиза подняла голову.

— О небо! Как ты красива! Или мне только кажется в темноте? Прости, прости меня, небесное создание... Прости, что я нарушил твой покой. Прошу тебя: выйди к свету.

Она удивленно встала и прошла к фонарю, глядя на своего гостя.

Это был парень, молодой, болезненно красивый, как девушка.

— ... Да! Ты прекрасна. Как тебе к лицу печаль! Эти слезы, эти капли дождя — потаенная грусть мира, и она прекрасней любого смеха. Но все же я не хотел бы, чтобы ты плакала.

Лиза смотрела на него, раскрыв рот. Так с ней еще никто не говорил.

— Кто ты? — наконец спросила она.

— Ты не узнаешь меня?

— Джокер?..

— Джокер? Какое странное имя. Нет, кто бы им ни был — я не он. Я... Мое имя ты узнаешь после. Если...

— Если что?

— Сейчас рано загадывать. Никто из нас не знает своей судьбы, верно?

— Верно. — Лизины глаза раскрывались все шире и шире.

— А пока позволь мне просто быть с тобой.

— П... позволяю, — улыбнулась Лиза.

— Благодарю тебя. Не говори мне свое имя, я не хочу знать его. К чему знать имя цветка — этот штамп, эту бирку на неуловимом аромате? Посмотри на меня.

Лиза и так смотрела на него во все глаза.

— Какие прекрасные глаза! Позволь мне... позволь мне взять тебя за руку, прекрасная незнакомка.

— Забавно, — сказала Лиза, отдавая свою руку его холодной и мокрой руке. — Ты так говоришь, будто играешь Гамлета. Это такой стёб?

— Стёб? Гамлет? Эти игры мне неизвестны. И что все игры мира в сравнении с твоей красотой? Я счастлив, что встретил тебя.

У Лизы давно были пунцовые щеки, а сейчас она почувствовала, как краснота подбирается к кончику носа.

Он был у нее безнадежно курнос, фигура вполне могла сойти за мальчишечью («дистрофик», говорила мама), а пепельные волосы никак не желали расти ниже плеч. Лизины отношения ...со своей внешностью строились из двух этажей с подвалом: на верхнем она убедила себя, что именно так должны выглядеть Приличные Девочки (которые Тонкие и Духовные, а не всякие там), на нижнем — понимала, что лица как такового у нее нет, фигуры тоже, груди тем более. Ну, и в глубине подвала Лиза все-таки знала (хоть и никогда не говорила себе), что красота не в сиськах и не в губках бантиком, и в ней «есть что-то такое», хоть еще никто и не увидел, что именно.

И вот, кажется, впервые...

Неужели?

— Ты продрогла, бедняжка, — говорил ей Он. — Здесь неподалеку есть одно местечко... Мы могли бы укрыться от непогоды. Побежали?

Не дожидаясь ответа, Он вдруг вскочил, увлекая за собой Лизу.

Они бежали сквозь тьму и дождь, держась за руки, которые становились все теплей и теплей, пока не стали горячими — две маленькие грелки, сложенные воедино. Капли били Лизе в лицо, она задыхалась и смеялась, и Он кричал ей сквозь бег и ветер — «ничего!