ещё по одной?
— Наливай. Пить так, пить.
После третьей рюмки стало жарко. Сняли свитера.
После четвёртой, мы снова поцеловались.
Я сел к ней на диван, а она положила мне голову на колени. Долго болтали, как обычно, вспоминая забавные эпизоды из жизни. Моя рука гладила ей лицо, губы, шею, сползла по ключице за пазуху, нехотя лаская ей груди, теребила соски. Она не препятствовала, но и не отвечала на ласки. Я даже не заметил, как стемнело. А взглянув на часы, стал собираться восвояси.
— Уходишь? Может быть, останешься переночевать. Поздно уже. Или тебя ждёт кто?
— Товарищ будет волноваться. Надо бы сообщить. Телефон где-нибудь есть?
— Далеко, на соседней улице, и тот вряд ли работает. Пацаны всё время трубку обрывают.
— Может у соседей?
— Не знаю, я. Как-то не сложилось у меня с соседями. Злые они.
— Ладно. Перебьётся мой товарищ. Завтра всё объясню. Ну, что на посошок и спать?
— Если хочешь — налей себе, у меня ещё осталось.
Выпили стоя. Я подошел к ней и поцеловал в губы, крепко, с проникновением языка к ней в рот. И вдруг такая страсть обуяла её, что она начала меня раздевать, отрывая не послушные пуговицы на рубашке. Непослушными трясущимися пальцами, ломая ногти, расстегнула ширинку. Я не хотел огорошить её видом синюшного члена, и, отвлекая её внимание, сам стал поспешно её раздевать. Тут она метнулась в сторону и выключила свет.
— Соседи. — Пояснила она.
Грохнул диван, раскидывая свои тяжелые крылья, взметнулась простыня, и мы спрятались в уютной темноте под пуховым одеялом.
— Прямо, как у Есенина — «Я полупьян, а ты полураздета» — нарушил молчание.
— Ты имеешь в виду: «Не вычеркнуть из нашей жизни прочь, ту ночь, что стала многому причиной. «— Так это и не Есенин вовсе, а Асадов.
— Я о таком и не слыхивал вовсе. Какая разница, кто автор. Написано душевно.
— С той разницей, что ты не мальчик и я не девочка.
— Это верно. Вот только встреча у нас первая, и постель первая, и ласкаю я тебя впервые, и, надеюсь, ты моей женщиной, а я твоим мужчиной, станем тоже впервые.
— Ты этого хочешь?
— Я да. А ты?
Вместо ответа она прижалась ко мне всем телом. Так мы полежали ещё немного, оглаживая друг дружку, по, неуместному в данной ситуации, нижнему белью. Не было во мне той страсти, которая заставила бы меня немедленно сорвать с неё одежды, да и её это, кажется, вполне устраивало. Даже странно, что всего пару минут назад она лишила мою рубашку половины пуговиц.
— Расскажи, как ты лишилась девственности?
— Да ну тебя, выдумал тоже!
— А что? Интересно. Или тебе больно об этом вспоминать?
— Нет, не больно. Скорее противно.
— Вот и облегчи душу, а я послушаю.
— И тебе не станет, после этого, противно быть со мной?
— Я многое повидал и меня трудно, чем смутить.
— Хорошо. Слушай. И она начала свой рассказ.
Мы жили в далёком таёжном селе лесозаготовителей. Местный народ был