Кастинг для грудастой

уже сколько её в рот пялишь! Я тоже хочу!

— Вэлкам. Давай пялить вместе.

Мы поставили молчаливую Юленьку на колени.

— Сиськи поправь, — вновь велел Георгич, и Юленька сделала нам красиво. Потом сложила ладошки между грудями. Я поправил ей платок, разгладил кокетливую чёлочку. Геогрич разнял её руки и положил одну на свой член, другую на мой. Юленька привычно обхватила члены и передёрнула, как затворы дробовиков.

— О, идея! — сказал Георгич. — Встаём так, чтоб руки у неё — крестом. Пусть дрочит нам, а сама заходится в религиозном экстазе.

— Ты чего, Георгич, охуел? Какой экстаз, её свирепые гунны насилуют! Или твой хер уже святыней стал?

— Вот, блядь, умный вроде, а нихуя не умный! Она же католичка! У них весь кайф от страданий!

— О! Можешь, если захочешь! Юленька, работаем дубль.

Она послала мне скорбный взгляд, прикрыла на секунду глаза, потом подняла лицо к потолку и коленоприклонённая, гологрудая, схватившая нас за члены, нежным невинным личиком своим показала вдруг такую духовность, что член мой распух раза в два. И эта одухотворённая особа синхронно и очень умело начала нас надрачивать. Блин, я одноглазого не первый год дою, но что она творила с моим членом, это просто не вообразимо! А Георгич мечтал:

— Снимать будем из-за спин, чтоб в кадре только наши поджарые жопы, такие, знаешь, в полутенях, а она вся на свету посередине — руки крестом, сиськи в стороны, коленочки сомкнуты, мордашка задрана...

— Облёт камерой через голову, — подхватил я, — крупный план лица, фиксация. Потом со спины, чтоб жопка кругленькая из-под платья ровно на половину, талия узкая, сиськи по бокам белеют, волосы льняные, платок католический...

— И, блядь, два хуя в ладошках.

— Хуи затемним.

И вновь профессиональный разговор свершил с Юленькой какое-то чудо: она так заперебирала пальчиками, что, чтоб не спустить раньше времени, мне пришлось применить тяжёлую артиллерию: представить соседку бабу Груню, старуху девяноста лет, как она в бикини драит машины на автомойке.

— Эй, монашка, ты чё-то к свирепым гуннам неровно дышишь, — сказал Георгич. — Хоть бы команды подождала, что ли. Это ...всё-таки они тебя насильничают, а не ты их.

И засунул хер ей в рот. Юленька вкусно зачавкала. Слюна обильно потекла на выдающиеся груди.

— Эту сцену тоже снимем из-за наших спин, — начал я. — Чтоб было видно, как её ладошка копошится в моём паху, а голова — в твоём.

— Потом наплыв на мою мускулистую жопу, чтоб было видно, как сокращаются ягодицы, когда я её в рот пялю. А потом снимаем ямочку на щёчке.

— А потом крупным планом, как я ей сиську мну.

— Ну так мни, чего ты гладишь-то? Ты ж её, блядь, насилуешь! За сосок возьми, оттяни... кверху задери, во-от! Потряси... смотри, как колышется! А со слюнями надо что-то придумывать, Серёга. Гримёрша заебётся каждые две минуты ей сиськи пудрить.

— Кстати! Юленька, пусти-ка слюнку. Смотри, как грудь заблестела! Смотри, как красиво повисла слюнка на соске!

— Эстет, блядь.

— Слушай, Георгич, мне что-то