перилами на обоих концах, латунные набалдашники сверху, зеркальную подставку и два старых стула, обращенных к ней, стоявших напротив дальней стены. Пятно растеклось по старой, выцветшей бумаге обоев, которые подобно отвратительным цветам вились среди раскрашенных шпалер. Пол был черный, покрытым изношенными ковриками.
— Видишь эти ручки сверху? Я помню, как они звучали. Слушай! — произнесла Мюриэл и чуть тряхнула спинку. Ручки зазвенели и дрожали, пока она не отняла руку.
— Не желаю ничего знать, — сказал я. Слишком много горьких мыслей терзало меня.
Я оттолкнул Джейн и начал спускаться как можно тише. Сестры с минуту стояли, было слышно, как они шепчутся, а потом прыснули со смеху. К моему смущению, снова возникла хозяйка, по-прежнему вытирающая руки о передник.
— Они хорошие девочки. Остаться не хотите? — спросила она. Меня едва не стошнило от ее жуткой ухмылки, но я только покачал головой.
— Они не девочки, а дамы, — выдавил я наконец.
— Не хотела говорить дерзкости, сэр, — ответила она, очевидно, имея в виду «дерзости».
Мои сестры с шумом спускались вниз. Они слышали, что я сказал и засмеялись.
— Он ревнует, миссис Уайт, — сказала Мюриэл. Здесь я не выдержал и, в бешенстве хлопнув дверью, вышел вон.
— О, как мило, как здорово! Но, все-таки вы вернетесь, не правда ли? Вы уже оплатили целый час, — крикнула женщина, но я уже шагал по улице, переполненный стыда от подобных, прозвучавших мне вслед, слов. В конце концов, в гневе я остановил кэб, но затем, вспомнив, что нас ожидает экипаж, решил вернуться к старому отелю. Кэбмен что-то говорил мне вслед, но я не мог опуститься то того, чтобы что-то ему ответить.
Я добрался до отеля за минуту до того, как это сделали мои сестры, и не был настроен их ждать, но затем снова передумал и решил остаться. Наконец они молча вошли и сели, не сказав, как я надеялся, ни слова.
— О, Филипп, ты же все достаточно хорошо помнишь, — сказала Джейн, когда экипаж снова повернул на Хай-стрит.
— Сегодня же вечером вы обе покинете мой дом, — я отвернулся и поджал губы.
— Мы никогда не путешествуем ночью, дорогой, — сказала Мюриэл, притворно зевая, хотя я знал что это неправда. Они обе прекрасно знали, что я не мог выставить их вон, поскольку об этом узнала бы Сильвия... Или что еще хуже — они сами сказали бы ей об этом, как это когда-то сделала моя бывшая возлюбленная, и обязательно добавили бы, что я жестокий, тупой и вздорный. К тому же, женским чутьем они сразу угадали, что я действительно кое-что помню. Четверги всегда были их «днями для визитов», как они говорили, а дядя Реджи был их, с позволения сказать, провожатым. Они брали с собой корзинки, которые я вижу как сейчас, с пирожными и вином «для бедняков», и чаше всего возвращались уже в сумерках. Несколько раз мама хотела отправиться с ними, но они всегда говорили, что ей будет скучно. Да... все