твой член! Ну давай же! — выдохнула она.
Я задыхался, чувствуя, как пульсирует кровь в моих венах, а затем, к моему стыду, слова сорвались с моих губ и мой язык еще сильнее затрепетал на ее языке, когда до меня донесся ее хриплый смех. Потом ручей! О золотой дождь, хлещущий на мой член! Поток ее мочи резко ужалил мой инструмент, особенно его гребень. Мои чресла промокли насквозь, но я не смел даже дернуться, а дождь все лил и лил, и ее живот дрожал. Я чувствовал, как поток течет на пол, как он стекает дальше по штанинам.
— Давай, Филипп, работай еще языком! Ох! Он входит!
О, да, он уже оказался внутри. Я почувствовал, как дрожат ее колени, как ее ногти вцепились в мою рубашку. Ее киска раскрылась, подобно розе, вобрав в себя мой напряженный гребень, а затем поглощала его до тех пор, пока ее попка не оказалась полностью на моих бедрах. Боже милостивый, я дернулся вперед, рванулся ей навстречу, выбрасывая прямо в нее свою дивную лаву. К моему восторгу, она застонала и прижалась ко мне еще сильнее, ее лицо оживилось, и она куснула меня за ухо. Я взвизгнул, как резанный поросенок, и стал кончать еще сильнее, дрожа и пульсируя всем своим естеством. А она стонала, по крайней мере, она стонала. Было ли это желанием? Из меня вырвались последние потоки спермы, и я был опустошен. Она глубоко вздохнула, не слезая с седла, чуть напряглась, дернувшись вверх-вниз, будто требуя еще большего, а потом слезла с меня, поднялась и отошла, откидывая назад волосы, оставив меня сидеть и истекать жидкостью.
— Иди помойся! И смени одежду! — бросила она мне, оправила платье и повернулась к двери.
— О, Джейн! — простонал я. Отчаяние охватило меня.
— Да? Что? — отозвалась она.
— Ничего, — пробормотал я.
— Хорошо, — сказала она. Потом она ушла, а я остался один на один со своей неясной болью, болезненностью от удовлетворения и вместе с тем фрустрацией. Да, я признаюсь в том, о чем не хотел говорить, и пусть она читает здесь все, что захочет.
— Он бы нас отодрал, если бы мы только ему позволили, — сказала Мюриэл вчера вечером, когда они оба стояли надо мной.
— Я знаю. Он развратный. Пойдем в постель, — ответила ей Джейн.
Вот так они делают мою жизнь невыносимой. Пока они разговаривали, я должен был лизать их туфли. Теперь я уже знаю, что моя возлюбленная никогда не напишет мне, и я остался один-одинешенек в своем грехе и в своем ничтожестве.
Из дневника Сильвии
Я разговаривала с Дейзи, — она все знает! Я имею ввиду, знает об этих мужских штуках. Я призналась ей, что тоже о них знаю. «Они вставляют их в тебя, когда пожелают», — сказала она, а я вся покраснела и сказала: «Я знаю... «Мы обе все время говорили о «пенисах» да о «членах», едва сдерживая смех, пока не вошла тетя Мюриэл и вот тут