Дочки-матери. Главы 37—45

повиновалась, подчинялась ритму поцелуя, и скоро забылась облизываниями и посасываниями так, что испугалась потерять рассудок. Вырываясь, как во время оргазма, доставленного этими же губами и языком, Катя чувствовала несравненно большую близость, не затуманенную алкоголем. Правая рука дяди Миши скользнула под натянутую ткань юбки, нашла разлив тепла между ног. Катя инстинктивно свела коленки, затанцевала на носочках, сражаясь с желанием вновь насадиться на твёрдый пальчик дяди Миши. Он искал её, заигрывал со складочкой, уходящей вниз. Ладонь нырнула под резинку трусиков, обхватила покатый лобок, поросший кучеряшками. Катя едва держалась на ногах. Если бы дядя Миша не обхватил её со спины, она бы уже убежала или рухнула в траву.
— Так не больно? — шептал дядя Миша, его дыхание сбилось, он жадно закусывал губу, отрываясь от её взбитого горячего рта. Она лишь мотала головой, прикрывая с мольбой во взгляде веки. Её рука впервые нашла торчащий кол, задрожала, опускаясь к корню. Как долго она искала начало этого члена. Катя обхватила мошонку дяди Миши, прощупала яйца, которые скользнули в сторону под давлением пальцев.

Он поставил её руками на капот, задрал юбку. Ладони его гладили попу, растягивали нежные колобки ягодиц. Катя закрыла глаза, стиснула губы, отчаянно ждала развязки.

— Так не больно? — шептал он, проникая в неё пальчиком, выныривая, чтобы вновь повторить путь.

— Нет, — она дрожала в бёдрах, чувствуя, как подушечка дяди Миши находит её клитор, разглаживает его нежными круговыми движениями.
Он растягивал влагалище средним пальцем, цепляя Солнцеву, демонстрируя ей, как широко она может принять, как приятно и дерзко может нырять палец, быстро и чётко улавливая её раскачивания в бёдрах.

Катя, почуяв клубничный запах, оглянулась, её взгляд с ужасом застыл на палке, торчащей из заросшего паха дяди Миши. Латекс презерватива плотно слился с формой члена, оставив на нём лишь блестящую плёнку, непроницаемый барьер для миллионов сперматозоидов. Катя нервно сглотнула, глубоко вздохнула, чувствуя приближающийся момент истины.

— Ну-ну, не бойся, — дядя Миша похлопал её по попе сбоку, как врач, готовящийся сделать укол.

Катя действительно попыталась расслабить ягодицы, но мышцы непроизвольно сходились под ней, каждый раз, когда большой шар головки натыкался на узкий вход во влагалище.
— Я не буду делать тебе больно, — повторял Михаил Анатольевич. — Если тебе будет хоть капельку больно, сразу скажи. Я ж не животное какое-нибудь, чтоб тебя насиловать.

Она закивала, с благодарностью оглядываясь, втягивая в себя губы.

— Вот, — он взял её влажную вялую ладонь, — сожми меня за руку. Если будет больно, сразу щипай. Договорились?

Она усмехнулась, кивнула, и этот приём, видимо, подействовал. Катя, почувствовав волю к победе, реальный шанс отомстить щипком в случае чего, остановить боль, дав команду «отбой», наконец смогла расслабить ягодицы. Бёдра её разошлись неуверенно, с любопытством прощупывая кол, который так настойчиво бился в место проникновения, и медленно, миллиметр за миллиметром, член-огурец начал продавливать малые половые губы, разморенные смазкой, входить в Катю со скрипом, как осиновый кол, врастать в её зад.

Он застрял где-то на