думал о библиотекарше. Вспоминал пришедшее по сердцу лицо и завидовал капитану Калинину. А тут ещё «Петрович» активировался: «Представляешь, что сейчас наш кэп со свое женой делает?»
«Борис» представлял, но сопротивлялся. Опускаться до уровня «Петровича» не хотелось.
А тот не унимался. Говорил, фантазировал и добился, что у молодого бойца на Леночку стояк случился. Да такой, что хоть на спину не ложись — рельеф одеяла мини палатку напоминает.
Какой уж тут сон с хорошим стояком?
И затеяли две противоположности между собой тихий спор. «Петрович» про титьки капитанши напоминает: «Вот бы подержаться!», «Борис» совестит: «Не стыдно так опошлять образец женской пригожести?»
— Брось эти интеллигентные заморочки! Ведь у тебя на неё стоит!
«Борис» на это лишь вздохнул. Для обороны против доводов «Петровича» его окопчик разумника оказался мелковат.
— Чего зря вздыхать! — шептал «Петрович». — Если кэп разрешит библиотеку оформлять, начни с его женушкой шуры-муры. Чем чёрт не шутит?
— Лена не такая...
— Тю! С чего ты взял, что она исключительная? Когда про стояки узнает, призадумается.
— Каким образом узнает?
— Ты ей расскажешь.
— Сам-то представляешь, что советуешь? Как это «расскажешь»?!
— Ну, не знаю. Ты же из нас — умник. Что-либо придумаешь.
— Хорош, тарабарить! — шуганул спорщиков засыпающий Большаков. — Надоели!... Толку от вас...
Его тяжелеющая голова покоилась на правой ладони, а левая рука держалась за неопадающий член. Грузнеющие веки слипались... До самого подъёма, Большакову грезилась высокая грудь Елены Павловны и её сладострастные губки.
...
После обеда, когда, вместо политзанятий рядовой Большаков, оформляя Ленинскую комнату, срисовывал репродукцию скульптуры Евгения Вучетича «Воин-освободитель», дневальныйсообщил ему о вызове к командиру роты. Спрыгнув со стола, заменяющего подмости, художник сунул кисти в стакан с уайт-сперитом, вытер тряпицей испачканные пальцы и, застёгивая на ходу верхние пуговицы гимнастёрки, устремился «на ковёр».
Большаков был чрезвычайно взволнован. Ночная «дискуссия» о возможности приударить за женой капитана теснилась в стриженой голове солдата совестливыми противоречиями и волнительными вариациями: «Разве можно?... А вдруг?... А если?... Нереально!... И, всё же...»
Капитан Калинин сидел за столом каптенармуса и пересматривал хозяйственные бумаги. На доклад рядового Большакова о прибытии, не поднимая головы, велел:
— С завтрашнего дня, с четырнадцати до шестнадцати ноль-ноль отправляетесь в расположение гарнизонной библиотеки. Заведующая библиотекой скажет, что надо делать. Её указания выполнять, как мои. Это приказ! Ясно?
— Ясно, — сказал «Борис».
— И, без халтуры! Чтобы Елена Павловна была довольна.
— Так точно! Ещё как будет довольна! — зычно сообщил «Петрович».
Командир роты мельком глянул в лицо стоящего перед ним солдата:
— Чего это вы, рядовой, вдруг так развеселились?... И лицо у вас красное... Не здоровы?
— Никак нет! — таращил глаза Большаков, цыкнув на подвернувшегося под руку «Бориса» (которого сжигал жар смятения), ибо, достать веселившегося «Петровича» не представлялось возможности.
А тот «скакал» козликом:
— Началось! Началось. Теперь она наша!
— К двадцать третьему февраля библиотека должна быть отремонтирована и оформлена. — Дал указание капитан Калинин. — Вопросы есть?
— Никак нет! — опережая всех, сказал Большаков.
— Свободен! — приказал капитан и уткнулся в ротные талмуды.
На выходе из каптёрки «Петрович» обнимал взволнованного «Бориса» за