обсосал каждый нежный пальчик, каждую соленую ложбинку, вынуждая Альку брыкаться и плакать от щекотки. Потом влез на нее — и стал долбить так же сильно, как в первый раз.
— Ииии! — пищала Алька. — Ииы! Иииыы!..
Подо мной сверкали две улыбки — нарисованная и настоящая. Из накрашенного рта высунулся язычок, и я жалил его своим языком, и мы лизались вытянутыми языками, чтобы не смазать шутовскую маску...
— У тебя такая грива раньше была... — говорил я, задыхаясь. — Я видел в сети... Даже жалко немножко... Хоть Алькина стрижка тебе здорово идет...
— Это еще что... — ответила мне цветастая мордочка. — Вот если мой проект осуществится... а это такая замечательная постановка... долго рассказывать... тогда мне придется покрасить волосы в голубой...
— Что? — взревел я. — А парик?
— Нельзя парик. Это не то. Долго рассказывать...
— Не смей! Слышишь, не смей! Я как отец тебе запрещаю! — орал я, яростно проебывая ее до самой матки...