Папина доця

дороге своими босыми ножками какой-то дикий танец.

— Прощай, отец мой. Иду смывать сквееерну, — провыла она замогильным голосом и скрылась за дверью.

Я прошел в комнату, упал в кресло, закрыл глаза...

Но не тут-то было.

Не успел я вздохнуть, как услышал душераздирающий вопль:

— ААА!!!

Сердце у меня провалилось прямо в жопу. Подпрыгнув до потолка, я кинулся на крик, ворвался в ванную...

Там была Алька. Голая (естественно), мокрая, вся в капельках — и целая-невредимая. Перепуганная, розовая, с сосками врозь и с пиздой, мохнатой, как шиншилла. И с улыбкой, виноватой такой, но и хитренькой, и чуть сумасшедшей, как всегда у них бывает...

Блин.

— Что случилось?

— Да ничего... Системка тут у тебя. Включила, а оно холодным как ливанет. Нет, чтобы по-людски сделать, — говорила она, глядя под ноги.

А я стоял и смотрел на нее.

Мне надо было уйти. Я знал это — и стоял.

Потом сказал:

— Какая ты...

— Какая?

Она вдруг вспыхнула вся, от сисек до ушей. Я еще не видел, чтобы так мгновенно и глобально краснели.

— Такая. Хоть полюбуюсь на тебя. Можно потрогать?

— По... потрогай, — глухо сказала она, и я коснулся ее бедра. Провел рукой вниз, размазав капельки воды, и дернул шерсть на пизде:

— Чего не бреешься? Такая вся из себя, а тут заросли...

— А зачем?

— Ну... Сама говоришь — «у меня сиськи»... и все такое... А хочешь, я тебя побрею?

— Ты?!

— Ну да. Я все-таки отец, мне можно.

— Ну... ну хорошо. Меня еще ни разу не брили. Я только вымоюсь, ладно?

— Конечно. Мойся-мойся, и потом подходи в комнату.

— Дай мне халат какой-нить...

Я принес ей свой халат, похлопал ее по бедру («блин! так ведь только блядей хлопают!») и вышел. Морда у меня горела, наверно, еще сильней, чем у нее.

Достав бритвенные принадлежности, четыре раза все уронив, подобрав, снова уронив и снова подобрав, я ходил из угла в угол минут десять или пятнадцать. Наконец шум воды стих...

«Ну не могу я воспринимать ее, как свою дочь. Не могу», думал я. «И что мне делать?»

Она вошла, закутанная в халат, глянула на меня и натянуто улыбнулась:

— Может, не надо?

— Надо, — сказал я, сразу ощутив решимость. — Парень есть у тебя?

— Ну?

— Знаешь, как он обалдеет? Только ты скажешь ему, что сама... Давай-ка в кресло, вот сюда...

Алька залезла в кресло.

— Ножки вот так, на подлокотнички... Да не прикрывайся ты, чудилка! Я же там сейчас буду это самое... Вот так, вот так...

Я раздвинул ей бедра так, что пизда выпятилась кверху, раскрылась и зияла алой раковинкой, как хищный цветок. Алька прогнулась и вытянула шею, глядя, как я мажу помазком ее хозяйство, а затем аккуратно сбриваю станком намыленную шерсть.

— Мдааа. Приехала доця повидать папочку, а он... в первый же день выбрил ей писю. Нормальненько так, — хрипло сказала она.

— Ну и что? Ведь я же твой отец, — повторил я эту универсальную фразу, надеясь, что она способна скрыть все, что нужно было скрыть. — Ты лучше расскажи, как там...