Сан Саныч умер...
Это было и предсказуемо, и ожидаемо, и всякое такое другое «... емо». Последние месяцы он всё чаще ложился в гематологическую клинику на химеотерапию. У него даже брали пункцию костного мозга... Я прекрасно понимал, что с Сан Санычем что-то не так. Но не хотел в это углубляться. Верить не хотел...
С Сан Санычем мы были знакомы по общей конторе с двадцати лет. Что-то, наверное, было в нас общее: интересы, характеры, взгляды на жизнь... Хотя, я тогда был женщинам, прямо скажем, не интересен. А Сан Саныч был хорош. Под два метра ростом, блондин, в шикарном (для 80-х лет) кожаном пальто.
Но было в нас и одно общее. Я писал (ударение на последний слог) и публиковался. Сан Саныч грешил шансоном. Может быть, нас сблизили больше именно эти зачатки творчества.
Мы как-то очень быстро сошлись и скоро начали чудить вместе. Работали мы тогда, в одном отделе одного из райкомов комсомола Москвы. Район тот был для мужиков более чем кошерным: 80% работающей молодёжи комсомольского возраста — женский состав. Общежития для большинства из них находились именно в этом районе. Я был не женат. А женатость Сан Саныча его не тормозила...
Сан Саныч был все же круче меня. Почему об этом говорю... Он вдруг не с того, не с сего увлёкся девчонкой из орготдела райкома. Да ешё, когда она была на седьмом месяце беременности. И не то, чтобы была беременной как бы со стороны. Замужем она была. Всё нормально. А Сан Саныч стал за ней на глазах у всех аппаратчиков (и комсомола и райкома партии, вместе тогда в одном здании были) ухлёстывать...
Ухлёстывать... Слово то какое противное. Но первым его Сан Санычу сказал я. Он меня мог кулаком раздавить. Но он сделал хуже. Он посмотрел на меня. Посмотрел на меня так, что... Говорить не хочу. Но я ему до сих пор благодарен за это. За то, что этим взглядом он зашевелил мои мысли. Что заставил задуматься: в этом возрасте ведь живёшь в основном гормоном... Но может быть существует что-то кроме этого, подумал я тогда...
Мы плохо тогда расстались. И с Сан Санычем, и с райкомом...
Сан Санычу приписали аморалку, и он ушёл «по собственному желанию».
У меня ситуация была веселее. Моего начальника забрал город — МГК ВЛКСМ, и я стопроцентно был уверен, что займу его место. Но его занял ставленник нового первого секретаря. Я тогда заканчивал факультет. Узнав, что я вновь подчиненный, пришёл к Первому и подал заявление на дипломный отпуск. «Я тебя не отпускаю, — сказал он». «Законы не читай, но изучай, мудила, — сказал я.
В кабинете Первого мы были одни, так что я не подорвал его авторитет. А почему так говорил с ним — он всего несколько месяцев как стал первым секретарем РК ВЛКСМ. А до этого был на «освобождёнке» — освобождённой работе комсомольского секретаря института — «ящика». Четыре года, будучи в моей группе комсомольских организаций, заглядывал в