рак-то отшельник мой внутри ракушечки-ватрушечки её всё резвится... И очко-то розовое в попоньке так и поигрывает... А я раз за разом воротца её мармеладные петушком на палочке своим всё отворяю, да пельмешку тёпленькую всё натягиваю да фарширую...
— Аххх... да... по-собачьи... ммм... как сучку ты её заёбывал... И сам тоже кончал прямо ей в дырочку, да?..
— Ан не-е-ет! Не положено домовым-то в писули девичьи семенем изливаться! А уж она-то да... тряслась да дёргалась на кукане моём, как рыба, в снасть угодившая!... И волчицей лесной она выла, и птицей диковиной во всё горло кричала, кобылицей необузданной ржала да на дыбы становилась, львицей свирепой дугой выгибалась, да когтями в постель всё впивалась!... Всё задком своим голым предо мною вертела, вверх его задирала, а из сики её бесстыжей по ляжкам нежным потоки горные да горячие всё струились.
— А потом... Потом что?!. — Захлёбываясь от страсти, спросила Маша.
— А потом падала в беспамятстве на подушку, а я уходил...
Так резко оборванный вдруг рассказ несколько охладил девушку. Но она была рада тому, что сама всё еще не разрядилась оргазмом, а значит, инкуб пока никуда не уйдёт, и у неё ещё есть возможность помлеть под ним, слушая новые необычные и исполненные самых постыдных подробностей истории.
— Инкуб... — Произнесла шёпотом Маша, переведя дыхание.
— Да, милыя?... Хорошо ль тебе в писоньке? Хорошо ли в мокренькой? — Отозвался тут же старик, всё это время продолжавший самозабвенно, умело и глубоко ебать в тёплую письку бесстыжую девчонку.
— Ещё как хорошо! Просто с ума сойти!... Мне с тобой вообще так здорово, и я не хочу, чтоб ты уходил!..
— Так, а я ведь и не тороплюсь никуда! Никуда и не уйду, пока из сикельдюшечки твоей похотливой весь пар не выпущу! И бороздку мне твою мокрую плодородную, я ведаю, ещё долго плугом своим возделывать придётся! Ты ведь, как я посмотрю, не из тех мокрощелок, которым сиськи чуток полапаешь, пельмешку разок-другой на кукан насадишь как следует, так они уж от сладострастия-то на нём текут да трепыхаются... а после мякнут да засыпают в беспамятстве. Не-е-е!... Ты не такая, ты любишь долго посмаковать елду пипирочкой своей сладенькой, да поговорить-послушать, о чём обычно и подумать-то стыдно бывает... Так ведь оно?
— Да-а-а!... Я хочу долго! Очень долго... И мне нравится слушать всё, что ты говоришь!
— То-то!... А ну-ка... что-то залежалась ты у меня на спине-то! Ну-ка встань-ка рачком, да подставься под меня теперь по-собачьи!..
Инкуб медленно вынул из Машиной писи член. Она послушно перевернулась на живот и встала на четвереньки, выпятив немного вверх и назад голую попочку. Старик тут же пристроился к ней сзади, обхватил девчонку за бока и привычным движением ввёл свой набухший член Маше прямо в её мякинку по самые яйца. Чуть подождал и начал размашисто ебать как похотливую сучку так, что в пиздёнке у неё аж забулькало. Она стояла раком, упершись локтями