я ж, когда меня вытолкнуло-то, прямо носом одной из них в разомлевшую пиздолелочку-то и угодил! Она враз на спину и завалилась! А вторая — в крик, да под кровать с перепугу залезла. Оттуда так и смотрела, что я с подружайкой её там посреди комнаты стал проделывать...
— Ну... Тут-то ты их обеих, конечно, отштопал, да?
— Известное дело! И штопал, и пялил, и драл, и натягивал... Вертел как хотел, ебал во все дырочки! Вначале одну, а как вторая из-под кровати вылезла, так потом и другую... До самого утра со всеми их гнёздышками да закуточками всласть назнакомился!
Маша стояла раком, принимая в писю нескончаемые сильные толчки горячей елдой. Зажмурив глаза, она закусила зубами угол наволочки, чтобы не закричать. В её сознании пролетали образы, которые подробно живописал инкуб про то, как сладко было всю ночь тем двум похотливым девчонкам, которые, сами того не понимая, притащили его в наш мир несколько веков назад посредством древнего обряда.
От этого по всему девичьему телу пробегали волны и судороги. Маша уже больше не могла ничего говорить. Её голова лишь послушно ерзала лбом по подушке в такт неистовой ебле. Жилистые руки старика крепко обхватывали её попочку, а его раскалённый мужской лихарь неистово вонзался в истекающую соками молоденькую девичью письку, с каждым разом всё глубже погружая её бесстыжую хозяйку в омут неги и неотвратимого неземного блаженства.
Девушка кончала несколько минут, зажимая себе рот подушкой. Она чувствовала, как трясётся мелкой дрожью всё её нежное тело, как текут по бёдрам горячие потоки из её щелочки, как вертится с бешеной скоростью мягкий, но упругий клубок сладострастия внизу её животика, и как снова и снова поигрывает, сжимаясь, тугое розовое колечко её круглой попочки. Маша сейчас, наконец, почувствовала себя действительно насаженной писей на кукан, и ей даже казалось, что залупа инкуба, войдя в неё через пиздощелочку, в самом деле вот-вот достанет до самого горлышка...