Дочки-матери. Главы 1—14

на заднее сиденье и затесались в самый угол. Им предстояла нескучная поездка в компании озорной столичной гостьи.

— Твоя мама уже уехала или ещё здесь? — спросила Вероника у Насти, когда деньги за проезд были переданы вперёд и микроавтобус резво набрал ход.

— Уехала.

— Так вы, значит, одни сидите. Папы и дочки. Ну и чем занимаетесь, если не секрет?

Катя с Настей переглянулись, напряглись, чтобы не заржать. На их лицах заиграли улыбки, в блестящих глазках легко читалось смущение.

— Рыбу, что ли, ловите?

Катя низкими «и-и-и» заржала лошадкой в кулачок.

— Точно, рыбу ловите. На червя или сеткой?

Теперь уже Настя присоединилась мелкими смешками, стеснёнными обстоятельствами маршрутки.

— О! Я тоже хочу так рыбу ловить. Весело у вас!

Кое-как они добрались без шума и гама до заброшенной остановки, от которой до дач оставалось пройти чуть меньше километра.

Вероника, последней выпрыгнувшая из мигом укатившего уазика, присвистнула от культурного шока. Вокруг стояла лесная непроходимая глушь. Смеркалось.

— Мальчики здесь есть, или только ваши папы и медведи?

Девчонки опять заржали.

— А тебе всё мальчиков подавай, — Настя смирилась с тем, что будет весело, шмыгала носиком, изображая недовольную цацу. — Угомонись ты наконец.

— Ты ведь меня знаешь, я без мужского внимания, как роза без воды: начинаю чахнуть.

Они выдвинулись медленным шагом в сторону дач. Утрамбованная дорожка уходила в лесную чащу.

— Будет тебе внимание, ты только не слишком усердствуй, — Настя вздохнула с облегчением. Теперь, когда, казалось, смеяться можно сколько угодно, смеяться вдруг расхотелось. Лес давил тишиной осуждения.

— А чё так? завидуешь? — Вероника продавливала вопрос с мальчиками, пусть и взрослыми.

— Ага, завидую.

— Завидуешь!

— Делать мне больше нечего.

Они зашли в лес, прошли по дорожке несколько сот метров. С левой стороны начались дачи, заблестели жестяные коньки крыш в лучах заходящего солнца. Настя прошла немного вперёд, и Вероника, поотстав с Катей, переключилась на допрос младшей сестицы:

— А чей папа красивее: твой или Настин? — спросила она то ли в шутку, то ли всерьёз.

— Да они оба красивые, — Катя усмехнулась.

— Твой ведь папа не женат, кажется? — продолжала куралесить Вероника.

— Да, он недавно развёлся.

— Зачем люди женятся, не понимаю. А потом разводятся. Как твоего папу, кстати, зовут?

— Андрей Владимирович.

— Андрей-воробей, — повторила Вероника зачарованно. — Был у меня один Андрюша. Член, как у воробья. Два сантиметра, не больше. Я так смеялась, когда в первый раз его голым увидела. Думала со смеху лопну. А он обиделся и ушёл. Твой папаша, надеюсь, не такой?

— Нет, у него с этим всё в порядке, — Катя нахмурилась. Ещё не хватало, чтобы Вероника при ней оскорбляла достоинство отца.

— Опаньки! — всплеснула руками Вероника. — А ты откуда знаешь?

— Ну так, — Катя вдруг осознала, что допустила оплошность.

«Язык мой — враг мой!» — корила она себя, вспоминая заученную в своё время поговорку, из которой так и не смогла извлечь урок.

— Видела, что ли?

— Нет, Настя видела, — Катя заплеталась в мыслях. Что бы такое ответить, чтобы не выставить себя дурой болтливой.

— Ничего себе! —