Дочки-матери. Главы 15—17

переместились на жену, которая ушла к другому отчасти из-за бурного темперамента.

«Удовольствий ей в жизни не хватало. Сука! Вот и получила!» — стиснул он зубы.

— Жарить Катя умеет, — проворчал он вдруг, нащупывая аналогию с женой.

17

После обеда, немного передохнув, Корчагин предложил девушкам прокатиться в город.

— Надо затариться, — намекнул он на иссякающие запасы алкоголя.

Андрей не горел желанием париться в пыльной машине и остался караулить дом. Засев чистить картошку, он почувствовал приятное расслабление, схожее с нирваной. Сам процесс ковыряния ножичком в червивых корнеплодах настраивал его на лирический лад. Как много можно передумать, срезая обычную кожуру.

Кухонная дверь скрипнула, от неожиданности у Андрея отвисла челюсть. Настя Корчагина пугливой кошечкой стояла в дверном проёме, опустив глаза, переминаясь с ноги на ногу.

— Настя? — он растерялся. — А ты почему со всеми не поехала?

— Кто-то же должен остаться, чтобы картошки начистить, — она закусила нижнюю губку.

— Так я бы сам и справился.

— Вам уже и помочь нельзя? — она подняла глазки.

— Можно, конечно. Садись. Сейчас я помою ещё и начнём чистить.

Он достал новую кастрюлю, насыпал туда немного картошки, тщательно промыл её. Ему и в голову не могло прийти, что Настя захочет остаться. Теперь он даже не сомневался, что им предстоит серьёзный интимный разговор.

Они уселись друг напротив друга, принялись срезать кожуру. Настя вела полосу медленно, снимая тонкий слой. Андрей рубил нервно, ломтями, оставляя ровные плоскости.

— Знаешь, я хотел извиниться перед тобой за вчерашнее, — сказал он вполголоса, когда давящая тишина подействовала удручающе.

— За что именно? — Настя с вялым безразличием вырезала глазки.

— Ну там, в кустах.

— И что в кустах? — она даже головы не подняла.

— Я подумал, может, ты сердишься на меня.

— За что? — она бросила на него короткий взгляд.

— Нет, ты всё-таки сердишься, — он криво усмехнулся.

— Объясните, сначала, за что я должна на вас сердиться, — её голос поднялся на пол октавы, обнажая обиду.

Андрей тяжело вздохнул, нахмурился. Он надеялся получить прощение, вместо этого загнал себя в ещё больший тупик. Болезненная пауза вновь зависла между ними.

— Ну зачем ты так? — ласково произнёс он наконец. — Мы же взрослые люди. Могли бы уже помириться по-человечески. Я ведь тебя ни в чём не виню.

— А что, я должна чувствовать себя виноватой? — она опять бросила на него короткий взгляд, в этот раз полный презрения. Андрей внутренне сжался.

— Нет, конечно. Но могла бы извиниться хотя бы, — он почесал щетину на щеке ручкой ножа.

— За что? — Настя остановилась. Срезала сразу большой кусок.

— Ну, за то, что подсматривала за мной, — он посмотрел на неё из-подо лба.

Она швырнула не дочищенную картофелину в кастрюлю.

— А с чего вы взяли, что я подсматривала? — подняла на него ясные глазки.

Андрей боялся смотреть на неё прямо.

— Ну хорошо, я ещё и плохо о тебе подумал. Прости меня, пожалуйста, — пробурчал он, выдавливая из себя улыбочку. Вышло паршиво.

Она зависла в мыслях, затем подхватила картофелину и произнесла обиженным тихим голосом:

— Никогда не думайте