И, позволив Божене взять себя под руку, отправилась на звук.
— Ты на меня так взъярилась, — проговорила спутница. — Но я не хотела тебя обидеть.
Мавка хотела было гордо промолчать. Но не сдержалась.
— Ты, — сказала она, — ни словом не обмолвилась о том, что твой батенька был волхвом.
— Так ты сама не спрашивала. Что бы это поменяло?
Местность понемногу начала подниматься. Лес заметно посветлел — деревья расступились. Лунный свет окрасил серебром землю. Корни, шишки, трухлявые брёвна виделись теперь удивительными призраками из старой сказки.
Айне бросила взгляд наверх. Между черными на небесном фоне кронами хитро мерцали звёзды.
— Отец говорил, что всех духов тянет к волхвам. Мол, в этом и заключается особый волховий дар, — сказала Божена. — У мавок внутри тоже живет дух, ну, помимо человечьей души. Потому вы подле них вьетесь, как пчёлы возле цветка.
— Брехня, — фыркнула Айнеке.
— А я поверила. И предложила...
Мавка устало вздохнула.
— Давай мы больше об этом не будем говорить, ладно?
— Ладно.
Ответ Божены потонул в очередном чаечьем крике. Теперь Айне выпал случай не только слышать, но и видеть птиц. Они вились над старой разлапистой елью, как мотыльки над свечой. Белые, полупрозрачные крылья двигались неестественно — медленно, будто под водой. Чайки пролетали между колючих еловых ветвей, пронзали телами замшелый ствол, чтобы вылететь с обратной стороны.
Мавка замерла, удивленно открыв рот.
Морок вздрогнул. А затем, как это было на волховьей заимке, рассеялся. Вопли смолкли.
Айне осмотрелась. Отец Божены выбрал для клада на удивление приметное место. Птичий гомон вывел девушек на вершину холма. Внизу ветер качал седые кроны деревьев. Вдалеке виднелась стальная лента реки, чернильное пятно города, хищные очертания детинца.
Странно дело: такую высокую кручу непременно должно быть видно с городской стороны. Но для Айне Черный лес всегда оставался сплошной ровной стеной. Без контрастных подъемов.
А еще макушку холма венчает мягкое одеяло мха. Копыта мавки при каждом шаге погружались в него на половину пальца. Но здесь, на хорошо обдуваемой местности никаких мхов расти не должно. Это не яма, не лесная балка.
— Мы пришли, — сказала мавка, опуская клетку. Девушка с облегчением сбросила короб, повела плечами, пытаясь размять мышцы. — А теперь подсвети, будь добра.
Замёрзшие пальцы не без труда справились с кожаными ремешками. Откинули крышку. Мавка выложила на подозрительный мох прихваченную из дома деревянную лопатку — ей она, бывало, выкапывала нужные в травничьем ремесле корешки. Рядом с лопаткой устроился нож в ножнах лакированного дуба. Здесь же лёг сверток со снедью и трутом для костра.
— Так, — пробормотала девушка. — Самое время проверить мохнатиков. Дай мне факел. Я подсве... о, вильи... о нет.
Божена поёжилась.
— Что случилось?
Мавка осторожно открыла плетёную дверцу. Проверила еще раз. Закрыла. Пальцами коснулась висков. Из груди вырвался полный негодования стон.
— Ну чего ты мычишь?! Телишься?
— Один из кроликов, как бы тебе сказать, — убитым тоном проговорила Айнеке, — в общем, он сдох.