небо искрами.
«Вот и поговорили».
Айне закусила губу. А как бы она разговаривала, ни разу в жизни солнца не видя? Крупяной мышью сидела бы в светлице, прядя наощупь? Или каждый день доказывала бы всем — и себе! — что чего-то да стоит? И как больно пришлось бы от сказанного только что, ни разу себя не видя в зеркало?
— Извини, — буркнула мавка.
Девушка в ответ промолчала.
— То, о чем ты спрашиваешь, — сказала Айне, продолжая раззадоривать костёр прутиком, — это сидит в мавьей природе. В нас поровну и мужского и женского. Хотя женского все-таки побольше. И во всем... нету, в общем, в этом ничего зазорного.
— Тогда чего ты шерсть дыбом подняла? — буркнула в ответ девушка. — Сама себе придумала, сама оскорбилась. Это твоя «самапосебешность», видать, тоже в мавьей природе.
Над поляной расстелился полог тишины. Только шуршал угощением костерок, шумел ветер в черных кронах, пронося мимо запах смолы и сырости.
— Ты очень красивая, — проговорила мавка.
— Спасибо. Ты уже говорила.
— Нет... то есть да. Но я правда так считаю.
Божена придвинулась еще ближе. Мягкой грудью прижалась к спине мавки. На мгновение у Айне перехватило дыхание. Девушка осторожно повернулась, прижала спутницу к себе. Тёплая рубаха свезлась под пальцами. Волосы у Божены пахли мёдом, травами, и совсем — чуть-чуть костром.
Айне била мелкая, едва ощутимая дрожь. Сердце зашлось, как после долгого бега. В горле встал ком.
— Ты дрожишь, — заметила Божена, поднимая круглое личико. Скулой она задела грудь — мавка вздрогнула. — Холодно?
Девушка кивнула. И только спустя мгновение, вспомнила, что собеседница её не видит, и дрожащим голосом угукнула в ответ.
— Сердце так часто бьется, — продолжила спутница. — Я его даже слышу. Ты чего сопишь?
— О золоте думаю.
«Нет. Не думаешь».
Божена сдула с лица выбившуюся из косы прядку.
— А я о кроликах. Это у волхва шутки такие, девчонок за тридцать вёрст загнать с полудохлой скотиной, или что?
— Кролик от испуга сдох. Пока я жуков давила. А про волхва ты права, как-то не по-человечьи. Но Искор в своем праве. И потом, он же не совсем человек.
— Волхв — не волхв, а зря с нами не пошел, — усмехнулась Божена.
Айне улыбнулась. Губы предательски дрогнули.
— А ты прям так с ним и легла бы?
На этот раз у Божены покраснели даже уши. На лице за раз отобразилось столько эмоций, что Айне едва сдержала смешок.
— Не знаю, — буркнула девушка. — Стала бы я у тебя минутное счастье отнимать?
— Ну так легла бы, или нет? Чего юлишь?
— Может и нет. А может, и да. Сказала же — не знаю. Я думала ты у меня и дальше поводырем будешь. Доверяю тебе, не заметно?
Голубоглазая помолчала немного, медленно хлопая ресницами. Затем едва слышно буркнула:
— А почему б и нет, если для дела. Я сама себе хозяйка.
— Ну, если для дела, — протянула мавка, — тогда все понятно, хозяюшка. Какие жертвы!
— Никакие не жертвы. Мне что, тепла не может хотеться, как людям? Другие ходят, я знаю, на русалью ночь.