Она тихонько постучала, и, послушно дождавшись разрешения, вошла в кабинет — худенькая, испуганная, под тёмными глазами огромные синяки ещё темнее глаз. Неважно выглаженная блузка топорщилась на груди, а обтянутые светлыми джинсами коленки едва заметно подрагивали.
— Я... на пересдачу, — прошептала она, хотя знала, что он знает.
— Отлично, Аня, садись. Что ж это ты так запустила сопромат, а?
— Я же рассказывала, — устало вздохнула студентка, съёживаясь на жёстком стуле. — Да, я виновата, да, мне стыдно. Я сейчас постараюсь всё пересдать, Юрий Александрович.
— И не пересдашь.
Аня вздрогнула и съёжилась ещё сильнее.
— Ну... я очень постараюсь. У меня всё равно нет иного выхода, кроме как постараться.
Юрий Александрович кинул на неё пронзительный оценивающий взгляд и рассмеялся колким, резким смехом.
— Выход у тебя и правда один, Анечка.
Она подняла на него красные от недосыпа глаза, и несколько мгновений они смотрели друг на друга с напряжённым вниманием.
— Точнее, три выхода, — продолжил преподаватель, нервно крутя в пальцах дорогую перьевую ручку. — На тройку — минет. На четвёрку — классика. А на отлично придётся и попку дать. Тут уж, Анюта, полная свобода выбора.
Аня дёрнулась, распрямляясь в кресле, и нездоровая бледность разлилась молочной лужицей по её усталому лицу.
— Значит, и правда один выход, — пробормотала она, слабо кивая в сторону двери. — Вот он.
Юрий Александрович пристально смотрел на свою нерадивую студентку, и напускная насмешка сменялась в его взгляде тревогой. Аня вскочила со стула и сделалась будто бы выше и тоньше; Юрий Александрович видел, как сжимаются её маленькие кулаки, как обкусанные ногти впиваются в ладони. Видеть её глаза было страшно — такое отчаяние там было, и такая обида, и такие здоровые синяки внизу...
— Я никогда не буду получать оценки за секс! — выкрикнула Аня чуть хрипло и не очень-то, на самом деле, громко. — Я просто не верю в такие методы, и мне казалось, Вы могли бы догадаться, Юрий Александрович, мы же с Вами даже разговаривали, мы же...