фоне остальных работ, и это ощущение только усиливалось, стоило хоть бегло просмотреть написанное там.
Придя домой, Юрий Александрович внимательно проверил все собранные контрольные. В целом курс справился нормально, но было несколько откровенно неважных работ. Юрий Александрович отложил их и прочитал ещё более въедливо — да, это были одинаково посредственные работы, в которых даже и оформление было похожее — одинаково плохое... Скрепя сердце, Юрий Александрович поставил всем этим разгильдяям тройки, а Ане влепил два.
В конце следующей лекции он раздал проверенные работы обратно студентам.
— В целом вы все молодцы, — обратился он к аудитории, — но тем, у кого тройка, я бы посоветовал внимательнее отнестись к предмету — на сессии может и не повезти. А вот двоишников я попрошу остаться после этой пары отдельно. Это никуда не годится, и сложившуюся ситуацию стоить обсудить, пока она не стала критической.
Юрий Александрович специально всё сформулировал так — ему не хотелось дать студентам понять, что он оставляет одну только Аню.
Пара закончилась, и поток хлынул из аудитории. Аня неподвижно сидела на предпоследнем ряду, бездумно глядя в обложку закрытой тетради. Наконец во всей комнате остались лишь она да преподаватель, и повисла неловкая, тяжёлая тишина.
— Подойди сюда, Аня, — позвал её Юрий Александрович так мягко, как только умел.
Она будто бы с трудом поднялась из-за парты, нехотя подошла и встала перед его столом, ссутулившись и внимательно разглядывая тёмный поцарапанный паркет.
— Сядь, что ли, — предложил он ей, и она села. На ту самую первую парту, с которой раньше слушала лекции.
— Аня, ты, наверно, и сама чувствуешь, что сопромат ты запустила, — сообщил Юрий Александрович очевидное, — Да и коллеги, читающие другие предметы, отзываются о твоих успехах не слишком-то восторженно.
— Я знаю, — наконец-то отозвалась Аня тихим бесцветным голосом. — Можно мне будет подготовиться и переписать эту контрольную?
— Эта контрольная вообще не идёт в итоговую оценку. Она была нужна лишь для того, чтобы некоторые граждане — и не в последнюю очередь ты, Аня! — заметили свои проблемы не на сессии, а сейчас, когда есть ещё время что-то исправить. Аня, что вообще с тобой проиходит в последнее время? Ты не хочешь мне объяснить?
— Объяснить? — растерянно повторила Аня, будто бы впервые рассматривая такую возможность.
Она задумалась, и Юрий Александрович не мешал ей думать. Он смотрел в стену, крутил в руках ручку и не мог даже самому себе целиком признаться, насколько сильно он в этот момент волновался, и злился, и хотел помочь ей, и хотел отругать её, и чёрт знает чего ещё хотел.
— Ну, — неуверенно заговорила Аня, — у меня получилась трудная жизненная ситуация, которая отнимает у меня много душевных сил, и у меня не хватает сил на учёбу.
— Аня, послушай. Я, конечно, посторонний для тебя человек, — произнося это, Юрий Александрович болезненно поморщился, — Но если хочешь, ты можешь обсудить со мной эту свою жизненную ситуацию, и я обещаю, что никому не расскажу и постараюсь никак тебя не обидеть. Мне очень хочется,