Пересдача сопромата

будет хорошо, милая моя Аня, всё будет хорошо... — повторял Юрий Александрович ласково, будто утешая маленького ребёнка. Он, конечно, хотел её безумно, но каждую секунду клялся себе, что не тронет её, не позволит себе повторить тот позорный момент, когда он пошёл на поводу у похоти и чуть было не разрушил всё.

Аня подняла на него большие заплаканные глаза.

— Юрий Александрович, я... — начала она, и он с замиранием сердца ждал продолжения — он, кажется, догадывался, что она скажет, и не верил себе, и хотел услышать это, и боялся.

Но она ничего не сказала — выскользнув из его бережных объятий, она вдруг опустилась перед ним на колени, и её лицо оказалось как раз на том уровне, где на брюки Юрия Александровича топорщились, вздымаясь очевидным твёрдым бугром. Каждая мышца сжалась в его теле. Надо было, конечно, остановить её — он же клялся не тронуть её — даже если что-то и можно когда-нибудь, то потом, потом, не сегодня... Надо было — и он не мог заставить себя выговорить эти останавливающие слова, когда узкие пальцы Ани уже разобрались с пряжкой ремня и возились, чуть подрагивая, с молнией. Вот наконец-то студентка освободила его пунцовый вздувшийся член и замерла, глядя на крохотную капельку смазки, блестящую на головке. Практически не отдавая себе отчёта в своих действиях, Юрий Алексадрович запустил пальцы в волосы Ани.

— Вы хотите?... — едва слышно прошептала Аня, спрашивая об очевидном.

— Да, — со стоном ответил преподаватель, немедлено забывая про все свои клятвы и мягко направляю голову студентки вперёд. Чуть отклонившись, Аня прижалась губами ко внутренней стороне его бедра и лизнула кожу, по которой уже бежали мелкие мурашки возбуждения, а потом её язычок начал свой невыносимо-сладкий танец вокруг яиц Юрия Александровича. Толстый его ствол покачивался над лицом Анечки, и головка его отливала багровым, она ныла, она просила к себе внимания. Высунув язык, студентка лизнула эту головку, словно чупа-чупс, и отстранилась, глядя на преподавателя снизу вверх. Он порывисто втянул воздух, и, схватив её за волосы, потянул на себя — и тогда упругое тёплое колечко её губ сжало его член, не оставляя у него в голове никаких мыслей и чувств, кроме животной жажды и животного же наслаждения.

Аня сосала умело и уверенно, и Юрий Александрович, облокотившись на учительский стол, тихо стонал и хрипло выдыхал раскалённый воздух. Одна из её маленьких рук нежно ласкала его яички, а другой рукой Аня иногда откидывала со лба сбившуюся чёлку и поднимала на Юрия Александровича свои неземные огромные глаза.

Юрий Александрович хотел бы, чтоб это продолжалось бесконечно долго, но так быть не могло, потому что грозовой раскат уже набухал в его яйцах, уже пробегала по ним сладкая электрическая щекотка...

— Анечка, я сейчас кончу, — прошептал Юрий Александрович, и Аня задвигалась чуть быстрее, чуть плотнее сжала колечко губ. И грозовой раскат вызрел, и Юрия Александровичу показалось, что весь свет погас вокруг него — и из пульсирующего члена в рот