Подарок

же и так...

— Аааа...

Он корчился и ревел, проебывая нежный ротик до самого затылка, и потом в припадке дикой, невыразимо сладкой жестокости натягивал пушистую Славочкину головку на себя и прожигал ее лавиной спермы, впрыскивая огненные разряды в самый Славочкин мозг...

— ... Пока! — чмокнув его, она вылетела из квартиры.

Опустошенный Миша сидел, глядя в одну точку.

Потом подскочил.

Осторожно, крадучись, вышел в коридор. Глянул в окно.

Славочка как раз выбегала вприпрыжку из подъезда.

Кинувшись обратно, он натянул куртку, туфли, закрыл квартиру и рванул на улицу.

Славочка шла впереди, метрах в 50-ти, а он перебежками, чтобы та не попалила, перемещался за ней.

В крайнем случае он всегда мог бы сказать, что, мол, соскучился и решил проводить, — но тогда игра потеряла бы интригу. В чем был ее смысл, он не знал. Наверно, его не было вовсе — только желание ощутить звериный азарт слежки. «Хоть посмотрю, где она учится» — говорил себе Миша. Такое оправдание вполне устраивало его. — «Полгода женаты, а так и не знаю, где этот институт...»

Странно, но дорога в институт совпадала с дорогой на его, Мишину работу. «Будет прикол, если она учится где-нибудь в двух шагах от меня» — думал Миша, стараясь не потерять Славочку в метро.

Когда она подходила к его конторе, он все еще ничего не подозревал. И даже когда у входа ее встретил Ганапольский, обнял и чмокнул в щечку, Мишина мысль по-прежнему жевала безвкусное «ну надо же...»

Потом Ганопольский увел Славочку, обняв ее за попу, и мысль вдруг обрела вкус.

Тошнотворный, гнилостный вкус, будто Миша всей пастью хватанул говна.

— Славочка... И Ганапольский... Славочка... моя Славочка... Моя жена... И Ганапольский... — твердил Миша про себя, глядя на вход, где они давно уже скрылись.

Потом повернулся и медленно побрел обратно, натыкаясь на прохожих.

2.

— И что мне делать? — строчили пальцы, продавливая клаву до хруста.

— Может, ты ошибся? Не, ну слушай, меня по 100 раз на дню целует в щечки разное чмо...

— А как он ее облапил? Прямо за жопу?

— Подумаешь, тоже мне! Меня за нее лапают в день по 40 раз, ясно? Ты прямо как из викторианской Англии в наше время переехал...

— Но это же моя жена!

— Так что, теперь твоя жена должна вступить в монашеский орден имени святого тебя?

— Бля, ну как ты не понимаешь?! А если она изменяет мне?!

— Ну... Будете жить, как и жили. Изменяет — еще не значит «не любит». Может, этот Говнопольский ей куни классно делает. Или она под ним кончает по шесть раз. Вот сколько она под тобой кончает?

— Ээээ...

— Мэээ! А еще удивляется.

— И что мне делать?

— Если тебе прямо уж так обидно — измени ей. И будете жить, как и жили. Все у вас будет классно, не боись, чувак!..

Миша не знал, как ему общаться со женой. Он отводил взгляд, мычал, натужно и зло шутил, чувствуя, как его лицо сжимается маской, фальшивой до последней клетки. Было такое чувство, будто это он изменил ей,