Настоящий спартанец

«военном ящике», Петька и Паша разговаривали, ничего друг от друга не скрывая, и разговаривали они о самом главном — о сексе... Ну, а о чём ещё говорить двум мальчишкам, сидящим на длинном «военном ящике», когда между ними нет никаких секретов? Конечно, никто не будет откровенничать с первым встречным и никто не будет доверять свои тайны просто приятелю. А если мальчишки — друзья, то нет ничего зазорного в том, что они доверяют друг другу самое сокровенное — свои возбуждённые члены...

— Паша, а ты хочешь... хочешь еще? — прошептал Петька, с любопытством глядя «старшему солдату» Паше в глаза.

— Что — еще? — шепотом отозвался солдат Паша.

— Ну, еще... в попе помассажировать — хочешь? — Петька, прошептав это, быстро оглянулся, в который уже раз проверяя, не подслушивает ли их кто.

— А ты? — шепотом отозвался Паша, легонько сжимая большим и указательным пальцами обнаженную головку Петькиного члена.

— А они не слышат? — Петька снова оглянулся назад — туда, где был помост, на котором лежали солдаты Саня, Рома и Толик.

— Не слышат — мы же шепотом говорим... ты — хочешь? — Паша посмотрел Петьке в глаза. — Хочешь?

— Я сам не знаю... — прошептал Петька. — Если ты хочешь, то я тоже... я тоже хочу. Я с тобой хочу... чтобы только ты... понял? — Петька смотрел Паше в глаза, и во взгляде Петьки солдат Паша читал безграничное доверие.

В этом Петькином предложении — ему, Паше, подставить свою попку, дать себя отодрать и тем самым доставить ему, другу Паше, удовольствие — было не столько сексуального желания, сколько чувства пацанячей благодарности за нежданно возникшую, негаданно вспыхнувшую дружбу. Конечно, Петька боялся боли. Вечером он про боль ничего не знал — и потому так легко согласился, движимый элементарным мальчишеским любопытством. Но теперь Петька был опытен — теперь он знал, что когда «массажный прибор» скользит взад-вперёд в попе, боль бывает тупая и раздирающая, и даже кажется, что попа вот-вот порвётся от неистового напора огромного, всё заполняющего собой «массажного прибора», — Петька всё это испытал — он это знал, и тем не менее... тем не менее, всегда есть нечто, что сильнее и важнее боли, и этим «нечто» сейчас было чувство пацанячей благодарности, которую Петька облёк в форму предложения подстать старшему другу свою попку — сделать Паше приятно, потому что, во-первых, он, Петька, знал, что это приятно — он ведь сам уже делал «массаж» «младшему солдату» Толику, и это было приятно, а во-вторых, у Петьки ни было никаких других способов высказать Паше свои чувства... и старший друг это понял — «старший солдат» Паша понял всё: и то, что Петька боли боится, и то, что ради него, Паши, он, Петька, готов через страх свой переступить и — боль потерпеть... потерпеть ради него — ради Паши...

Они сидели плечом к плечу — два мальчишки, нежданно-негаданно встретившиеся по воле случая, и солнце, уже достаточно высоко поднявшееся не голубом небе, щедро заливало своим светом из загорелые — в солнечном свете золотящиеся — тела... Колёса неутомимо стучали — «военный поезд» всё дальше