Настоящий спартанец

штанину вверх...

— Видишь, фокус какой... — солдат Паша еще шире развёл, раздвинул в стороны ноги, отчего продолговатая выпуклость вдоль правой ноги приобрела более четкие очертания...

Петька, вскинув глаза — вновь посмотрев в глаза Паши, тихо прошептал:

— У тебя стоит?

— Да, — шепотом отозвался Паша, конвульсивно шевеля под штаниной возбуждённо вытянувшимся членом. — Хочешь потрогать?

И — не дожидаясь ответа, он тут же уверенно взял Петькину ладонь в ладонь свою... Петька не воспротивился — у него, у Петьки, даже мысли не возникло противиться или сопротивляться... да и чего бы он противился — с какой стати? Петькина ладонь податливо подчинилась, и Паша, приблизив послушную Петькину руку к правой штанине, сильно прижал ладонь к ноге, точнее, к продолговатой, бугром выпирающей выпуклости — Паша придавил узкую Петькину ладонь к своему напряженно вытянувшемуся члену, — чувствуя под ладонью округлый и, словно скалка, твёрдый, горячий член «старшего солдата» Паши, Петька вдруг подумал, что вчера... да, вчера этот твёрдый «массажный прибор» солдат Паша всовывал ему, Петьке, в попу, и еще вчера «прибор» этот показался Петьке очень большим, но теперь... теперь этот «прибор» показался Петьке таким большим, что Петька невольно удивился, как вообще такая большая штука могла уместиться у него в попе... потому и больно было, что такой большой, — подумал Петька, — у меня писюн намного меньше... и у Мишки — тоже меньше... потому что мы не солдаты, — подумал Петька... Чувствуя под ладонью напряженный член, Петька снова вскинул глаза — опять посмотрел в глаза Паши, и во взгляде у Петьки отразилось нетерпеливое любопытство:

— А ты... ты Толику тоже делаешь массаж?

— Конечно, — Паша, улыбнувшись, кивнул.

— А Роме? — прошептал Петька.

— И Роме делал... два раза делал, но это секрет, — шепотом отозвался Паша.

— А Сане? — Петька оглянулся назад, проверяя, не подслушивает ли их кто.

— Нет... Саня сам массажирует — сам всовывает, — шепотом отозвался Паша.

— А им разве не было больно? Ну, Роме и Толику — им разве было не больно, когда ты их массажировал? — прошептал Петька.

— Роме было больно, да... и потому Роме это не очень нравится. А Толику это нравится... очень нравится, когда его массажируют... — прошептал Паша, невольно улыбаясь Петькиному любопытству.

— А Толику почему не больно? — шепотом удивился Петька.

— Ему было больно, но очень давно... а потом он привык, и ему это стало нравиться... — улыбнулся Паша.

Они помолчали.

— Значит, он голубой? — Петьке хотелось знать как можно больше... и даже больше, чем просто больше, — Петьке хотелось знать всё.

— Я думаю, что да... — шепотом отозвался «старший солдат» Паша.

Они, сидя плечом к плечу, опять помолчали.

— А ты... ты голубой? — Петька, по-прежнему держа ладонь на твёрдом Пашином члене, впился в Пашу глазами.

— Я думаю, что нет, — улыбнулся Паша. — А ты... ты откуда всё это знаешь — про голубых?

— Как — откуда? — удивился Петька. — Это все знают... у нас в школе есть один пацан, про которого все говорят, что он голубой... понял?

— Понял, — Паша кивнул. — А он что — в самом деле голубой?

— Откуда я