и бежала еще минуту или две, завернув за угол, пока не поняла две вещи:
1) «Я босая и могу наколоть ноги».
2) «Я совершенно голая посреди чужого города».
Она застыла. Потом медленно развернулась обратно.
«Все будет хорошо», говорила она себе. «Вахтерша не испугается. Мы договоримся...»
Подойдя к театру, Юля убедилась, что дверь закрыта.
Впрочем, она это и так знала.
Хотела подергать, постучать, но вдруг ее накрыла зябкая волна, льдом подступившая к горлу. Мурашки впились в Юлино тело сквозь слой краски, и нервы заискрили от них, как провода перед грозой.
Голая. Голая. Голая. Голая. Голая...
Совсем голая. Писькой наружу.
Одна в чужом городе.
Без возможности одеться, спрятаться, прикрыться... Да еще и размалеванная, как зомби.
«Ничего. Подожду, пока не откроют» — думала она, прекрасно понимая, что ей не хватит выдержки торчать здесь всю ночь.
Ночной город звал, манил ее, втягивал в себя...
Пошатываясь от головокружения, Юля медленно пошла по улице.
• • •
Прохожих почти не было. Тех, которые были, Юля видела заранее и обходила. А если обойти было нельзя — шла назад.
Все ее чувства обострились до предела. Малейший шорох, огонек или запах Юля воспринимала кожей, ноющей от краски. Соски ее набухли и торчали вперед, как локаторы, и Юля чувствовала их тяжесть, будто к каждому привинтили по свинцовой гире. Она стала ночным пугливым зверем, которому нельзя, ни в коем случае нельзя было встречаться с двуногими...
— Ээээыы!!!
Юля обернулась, холодея. За ней на асфальте сидел мужик и смотрел на нее с таким ужасом во взгляде, что Юля сама перепугалась и рванула от него, пробежав пару улиц. По пути ее сопровождали такие же вопли, от которых горела голая задница, и хотелось бежать еще быстрее...
Остановившись, Юля поняла, что не знает, как вернуться к театру.
Нервы ее были переполнены мятным холодом настолько, что лишняя порция просто не влезла в них, и Юля засмеялась. Это получилось у нее громко и истерично, и она прикрыла рот.
— Интересно, сколько пьяных рыл зареклись сегодня пить? — то ли подумала, то ли сказала она. И пошла вперед — плавно, спокойно, красуясь перед воображаемыми зрителями и поскуливая от собственного бесстыдства.
Зрители, впрочем, скоро появились. То там, то здесь кучковались компашки ночных тусовщиков, слишком культурные, чтобы их назвать гопниками, но и на графов с маркизами явно не похожие. Завидев их, Юля не сворачивала, а шла прямо на них, лопаясь от мятной щекотки во всем теле. Те до последнего не видели ее, будто она стала ночной тенью, а увидев — пугались, терли глаза, смеялись, кричали ей что-то по-французски и махали ей руками, как кораблю. Не отвечать было некрасиво, и Юля улыбалась им, натянув крашенные щеки, и даже махала в ответ, не чувствуя рук, будто и в самом деле превратилась в призрак.
После первой такой встречи в ней кипел настоящий шквал, будто она с головой окунулась в мятную настойку и нахлебалась до ушей.
На второй-третьей встрече этот шквал устаканился и Юля почувствовала, как ее тело само, против воли красуется перед обалдевшими тусовщиками. Грудь
Потеря девственности, Случай