струящимися по ее щекам.
— Я действительно все испортила, не так ли? — спросила она. Я кивнул и пожал плечами. Она подошла ко мне и обняла. Потом потянулась и попыталась поцеловать. Я отвернул голову и отошел от нее.
— Рид! — сердито воскликнула она. — Я просто хотела поцеловать тебя на прощание. Ты только что сказал, что тебе нравилось, когда я целовала тебя.
— Прости, Мэдди, — сказал я. — Это было, когда ты была моей. Когда ты вся была моей. Кроме того, я видел кое-что из того, что ты в последнее время суешь себе в рот, так что, я пас.
Уходя с Нэнси, она молча плакала навзрыд.
Когда она ушла, я почувствовал облегчение, но также и чувство вины. Я терпел ее уже несколько недель. Я ухаживал за ней, в то время как она мне лгала и пыталась притвориться, что ничего не было.
Я дал ей десять недель, чтобы она во всем призналась, а она так этого и не сделала. Мой гнев заставил меня просто выплюнуть все под влиянием момента. И вот теперь процесс пошел.
Я был честен с Мэдди. Я намеревался быть как можно более справедливым в отношении развода. Я готов был разделить с ней все пополам. Также я был правдив в своих чувствах к ней. Я все еще любил Мэдди.
Моя вина, конечно, исходила из другого источника. Моя вина была в том, что я также любил и Марию. Но сравнивать их было глупо. Марию я любил больше. Я чувствовал себя плохо из-за того, что все так совпало.
Когда я впервые увидел Марию, то никогда не думал о том, чтобы быть с ней. На самом деле я никогда не ходил туда, где мог бы встретиться с ней, Сарой или Джеки, потому что слишком сильно любил свою жену.
Но как только Мэдди изменила мне... все изменилось. Я никогда не верил в исключительность любви. Я искренне верю, что есть несколько людей, которых каждый из нас мог бы любить и быть счастливым.
Если бы Мэдди не предала меня, мы могли бы прожить вместе всю жизнь и быть совершенно счастливыми, но теперь это было уже невозможно.
Мэдди
Три недели спустя... Самые длинные три гребаные недели в моей жизни. Казалось, прошло три года. За эти три недели я кое-что заметила в своем муже.
Он был упрямым ублюдком. Рид по-прежнему оставался самым добрым и милым мужчиной на свете. Но он будет держаться за свой член, несмотря ни на что.
Он всегда был рядом со мной, даже чтобы просто поговорить. Однажды я позвонила ему посреди ночи, плача, и он доехал на своем «Мустанге» до самого дома моих родителей, чтобы обнимать меня, пока я не уснула. Но по-прежнему отказывался меня целовать.
Он также держал меня за руку, когда я со слезами на глазах рассказывала родителям, что я натворила, чтобы вызвать наш разрыв. Он также вразумил мою маму, когда та из-за этого была на грани нервного срыва.
В середине второй