Алан, как ты узнал — о... о моем романе? И почему ты ничего не сказал?
— Нет! — резко сказал я. Ярость мгновенно овладела мной, как будто был включен невидимый переключатель. Вся нежность и близость утра исчезли. Я отпустил ее руку и встал из-за стола.
— Мы прекрасно жили восемь лет, не говоря об этом, и я не собираюсь говорить об этом сейчас.
— Но дорогой, мы...
— Какую часть слова «Нет» ты не поняла, Лиз? Прости, мне нужно готовиться к работе.
Не оглядываясь, я поднялся по лестнице, чтобы побриться и одеться.
• • •
ОСТАНЕТСЯ ЛИ РИЧАРД ГРОНЬЕ В ПРОШЛОМ?
Следующие три недели были ужасными. Для меня, для Лиз, и, наверное, для девочек тоже. Они, должно быть, все более недоумевали, почему их родители относились к ним с прежней любовью, но при этом почти не разговаривали друг с другом. И конечно Лиз грустила и страдала, в то время как я был холодным и отстраненным.
Я просто ничего не мог с собой поделать. Когда я находился вдали от нее, например, на работе или в спортзале, я мог всё обдумать и понять. Ее единственный роман случился много лет назад — да, я тогда страдал, потом справился с этим и сумел сохранить наш брак, ожидая, что она вернется ко мне. И она... она любила меня, я знал это, и вот уже много лет мы снова были счастливы. Я мог так рассуждать, пока не возвращался домой.
При наших встречах, и прежде всего, при ее попытках установить со мной какую-либо близость, меня охватывал гнев. В своем воображении я опять начал видеть все ужасные картины, которые уже давно перестал представлять себе — картины Лиз в постели Гронье, корчащейся от возбуждения и блаженства. Ее руки обвивались вокруг его шеи, пока она страстно целовалась с ним в губы, погружая свой язык в его рот... Она прижималась к нему в миссионерской позе, задыхаясь от возбуждения, каталась на нём верхом, или на коленях перед ним сосала его член, облизывая его яйца и улыбаясь ему...
Я не мог даже разговаривать с ней в спокойном тоне, если только это не был обычный разговор о работе, доме или девочках. Всякий раз, когда она пыталась обсудить свой роман, свои или мои чувства, я чувствовал приближение взрыва и перебивал ее — или просто выходил из комнаты.
Как и восемь лет назад, я опять стал подолгу принимать душ — только не плакал больше, а кипел от гнева, проклиная ее и пересматривая свои тщательно продуманные фантазии о мести. Собрать девочек и просто исчезнуть, оставив ее без гроша в кармане, никогда больше не позволить ей увидеть никого из нас — все в таком роде.
Секс? Не смешите меня. Сама идея прикоснуться к Лиз доводила меня почти до безумия ярости и ревности.
Конечно, она видела, что я не хочу с ней разговаривать — я ясно дал это понять. Тогда она попробовала старую, испытанную временем тактику. Через два дня после публикации в газете статьи