Любовь — не пирог

смотреть футбол, а я готовила ужин. Потом они вместе мыли посуду, как — помнишь? — на даче. Когда оба они со мной и вы обе рядом, я точно знаю, что пребываю в блаженстве».

— Так и сказала «в блаженстве»? Это точные мамины слова?

— Да, Эллен. Боже, неужели ты считаешь, что я приписываю ей интересные заявления на смертном одре?! — Лиззи терпеть не может, когда ее кто-нибудь прерывает. Особенно я.

— Прости, продолжай.

— Короче, мы разговаривали, и я... решила уточнить, о чем, собственно, речь. Ну, просто о близких друзьях или об очень тесной дружбе. А мама засмеялась. И посмотрела, как в детстве, помнишь, когда мы врали, что идем в гости к подруге, а сами отправлялись пробовать какой-нибудь адский напиток или рыться в песчаном карьере? Так вот, она посмотрела точь-в-точь, как тогда. И взяла меня за руку. Рука у нее была легкая, точно перышко. Эл, она сказала, что они, все трое, любят друг друга, каждый по-своему, что оба мужчины — потрясающие люди, каждый в своем ...роде, и каждый заслуживает любви и хорош тем, каков есть. Она сказала, что папа — самый лучший муж, о котором женщина может только мечтать, и она счастлива, что он — наш отец. А я спросила, как она может любить обоих сразу и как они сами это выдерживают. И она ответила: «Дорогая, любовь — не пирог и на части не режется. Я люблю и тебя и Эллен, и для каждой у меня целая и очень разная любовь, потому что сами вы очень разные люди, чудесные, но совсем разные. И я рядом с каждой из вас становлюсь совсем разной. Я не выделяю ни одну из вас, не выбираю между вами. Точно так же с папой и Боливаром. Считается, что так не бывает. На самом деле бывает. Просто надо найти таких людей». Она произнесла это, закрыла глаза и не открывала их до конца дня. Ну, ты-то что глаза вытаращила?

— Господи, значит, так и есть. Я ведь знала...

— Ты знала? И ничего мне не сказала?

— Лиззи, тебе же было восемь лет, от силы девять! Что я могла сказать? Я и сама тогда толком не понимала, что я, собственно, знаю.

— Так что ты знала? — сурово спросила Лиззи. Я нарушила незыблемое правило: мы всегда перетряхивали родительское грязное белье на пару, особенно мамино. Мы ведь всю жизнь пытались подобрать к ней ключик.

Как же рассказать, что я застала их втроем? Куда проще было представить, что у мамы был роман с господином Декуэрво с папиного ведома. Какие слова подобрать? Я растерялась. А потом просто сказала:

— Я однажды видела, как мама целовалась с господином Декуэрво. Вечером, когда мы легли спать.

— Правда? А где был папа?

— Не знаю. Но где бы он ни был, он, разумеется, знал, что происходит. Мама ведь об этом тебе говорила, правда? Ну, что папа знал и не возражал...

— Да, конечно. Господи...

Я снова