Любовь — не пирог

завожусь на пустом месте.

Я набрала номер. Джон был очень мил, спросил, как я себя чувствую, как прошла панихида, как держится отец. Я ответила на все вопросы и поняла, что остальное рассказать не могу. И не могу выйти замуж за человека, которому не могу рассказать остальное.

— Эллен, милая, — произнес он, — я так тебе сочувствую. Тебе, должно быть, очень тяжело. Такой печальный день.

Конечно, он выбрал совершенно уместные, подходящие случаю слова. Правильные слова. Только мне они резали ухо. Я была родом из неправильной семьи, я не готова была жить по правилам.

Мне страшно не хотелось обижать Джона, но я не могла выйти за него замуж только из боязни его обидеть. Поэтому я сказала:

— Это не самое печальное, Джон. Я не могу стать твоей женой. Правда не могу. Знаю, тяжело выслушивать это по телефону, но...

— Я не знала, что говорить дальше.

— Эллен, давай все обсудим, когда ты вернешься в Бостон. Тебе сейчас тяжело, у тебя такое горе. И я подозреваю, что вы не вполне поладили с моей матушкой. Но ты скоро вернешься, и мы все исправим.

— Я знаю, ты считаешь, что я передумала из-за маминой смерти. Так оно и есть, но... не потому... Ты не поймешь. Джон, я не могу за тебя выйти. Я не могу надеть платье твоей матери и не могу за тебя выйти. Прости.

Он долго молчал, а потом сказал:

— Эллен, это невозможно. Мы заказали приглашения!

Теперь я знала: я права. Скажи он: «Черт побери, я выезжаю, буду к вечеру» или на худой конец: «Да о чем ты? Я все равно хочу на тебе жениться», — я бы, может, и передумала. Но он сказал именно то, что сказал, и я, тихонечко попрощавшись, повесила трубку.

Словно вторые похороны за день. Я сидела и ножом выкалывала из торта маленькие высокие ломтики, а потом кончиком ножа заваливала их набок. Мама наверняка послала бы меня прогуляться. Я начала убирать со стола, и тут появились папа и господин Декуэрво. На вид слегка посвежевшие.

— Эл, как насчет стаканчика джина с ромом? — спросил папа.

— Если ты не против, — добавил господин Декуэрво.

— Не против. Я только что порвала с Джоном Уэскоттом.

— Да? — Не знаю, кто из них произнес это вежливое «да?».

— Я сказала, что мы, как мне кажется, не принесем друг другу счастья. Именно это я и намеревалась сказать. Папа обнял меня.

— Родная, это нелегко, я знаю. Но ты все сделала правильно. — Потом он повернулся к господину Декуэрво идобавил: — Лайла как в воду глядела. Твоя мать была уверена, что ты не выйдешь замуж за этого типа.

— Дэнни, она почти всегда оказывалась права, — сказал господин Декуэрво.

— Почти, — подчеркнул папа, и они засмеялись чему-то своему, понятному только им двоим, и пожали друг другу руки, как старые боксеры. Папа откинулся на спинку стула.

— Ладно, твоя очередь сдавать.

— Играем пенни — очко, — сказал господин Декуэрво.