Любовь — не пирог

бутерброды с арахисовым маслом и повидлом прямо в лодке; раскачивались на качалке на веранде и пили апельсиновый «Краш». А потом на целую неделю зарядили дожди. Однажды утром мы проснулись и услышали, как по крыше барабанят-танцуют капли. Мама просунула голову в дверь:

— Дорогие, к нам нагрянула непогода. Как насчет какао и тостов с корицей?

Мы надели штаны, свитера и отправились на кухню. Мама уже выставила тарелки и кружки, а сама приступила к обычному ритуалу дождливых дней: принялась готовить сангрию. Сначала она наполнила три плошки из-под арахисового масла апельсиновым соком из большой белой канистры. Потом стала резать все апельсины, лимоны и грейпфруты, которые оказались в доме. Мне она разрешила полить на фрукты бренди, Гизеле поручила бросать сахар, а Лиззи досталось самое важное — опорожнить на все это месиво бутылку красного вина. Не помню, чтобы в дождливые дни родители пили что-нибудь, кроме сангрии. Потом мама вышла на веранду выкурить утреннюю сигарету; потом из спальни спустился папа и вышел на веранду вслед за ней. Мы же стали играть в «ловись, рыбка». Краем глаза я видела родителей, уютно сидевших друг подле друга на плетеной кушетке. Через несколько минут спустился и господин Декуэрво, выглянул на веранду и тут же уткнулся в первый попавшийся старый журнал.

В конце концов мы решили уйти к себе в комнату и поиграть в «монополию» — раз уж взрослые не желают нас развлекать. Спустя два часа, которые я провела в основном в тюрьме, а Лиззи — бездарно позабыв собрать ренту, крошка Гизела обанкротила нас окончательно и мы, все втроем, отправились на кухню перекусить. Вообще все дождливые дни превращались в один нескончаемый перекус, то более, то менее изощренный, прерываемый настольными и карточными играми, а также скулежом и подвыванием. Мы непрерывно дули сок и газировку, жевали сыр, бананы, печенье, колбасу, кукурузные хлопья и сваренные вкрутую яйца. Взрослые ели сыр, крекеры и пили сангрию.

Помню, на исходе дня папы сосредоточенно читали, сидя в креслах, мама ушла к себе делать наброски, а мы одуревали от скуки. Спустившись за сигаретой, мама застала следующую картину: я старательно выводила пальцем свое имя по растекшемуся на столе меду, а Лиззи с Гизелой методично выдирали набивку из синего диванчика.

— Господи Боже, Эллен, не трогай этот чертов мед! Лиз, Гизела, немедленно перестаньте! Оставьте в покое диван! Если вам неймется, идите на улицу и танцуйте под дождем.

Мужчины с трудом, словно возвращаясь из дальних странствий, оторвались от чтения.

— Право же, Лайла... — начал папа.

— Лайла, на улице ливень. Мы за ними присмотрим, — сказал господин Декуэрво.

— Уже присмотрели. Результат налицо. — Мама саркастически улыбнулась.

— Мамочка! Правда? Нам можно под дождь? Все снять и бегать под дождем?

— Ну конечно снять. Какой смысл мочить вещи? Купальники тоже не нужны — вряд ли во дворе соберется толпа зевак.

Пока мама не одумалась, мы бросились на веранду, сорвали с себя одежду и с гиканьем попрыгали в топкую траву, презирая