Я вбегаю в комнату, когда Великая и Прекрасная уже заносит свою изящную ручку в смертоносном замахе, готовясь опустить остро заточенный и тщательно наманикюренный ноготок на красную кнопку звонка, жужжание которого, раздавшееся в моей подвальной каморке означало бы, что я опоздал и нарвался на Наказание — с — большой — буквы. И тогда боль от исполосованной и горящей огнем попки показалась бы мне сущим блаженством, потому, что даже корчи в беспамятстве, под ударами плети не так страшны и остры, как грани садистского таланта моих Хозяек. В особенности разозленных моей нерасторопностью. К превеликому счастью для моих многострадальных ягодиц я успел вовремя, и ЕЁ рука замерла на половине пути. Пунцовые губы изгибаются в улыбке, от вида которой всё мое трепещущее нутро сжимается от страха в намертво затянутый узел.
— А я уж начала было думать, что мой мерзкий сынок еще более испорчен и жалок, чем есть на самом деле — произносит черноволосая Богиня, медленно убирая руку от кнопки звонка, — что тебе и вправду понравилось слизывать собственные фекалии с пола и ты ждешь не дождешься, чтобы опять меня расстроить и получить в наказание что-нибудь эдакое... более изысканное. Рядом на кровати хихикает коварная подстрекательница — моя старшая сестрица, лежащая в материнских объятиях.
— Ну конечно же ему это нравиться, мамочка — говорит Эрика — ты же знаешь, Петер с детства был придурком, который специально сделает какую-нибудь глупость в надежде, что ты его за это отшлепаешь.
— С добрым утром, засранец — переведя взгляд на коленоприклонного братца, она машет мне ладошкой, — ну что, готов ублажать и вылизывать?
— Доброе утро Хозяйка, — отвечаю я, стараясь не замешкаться, — я готов исполнить все Ваши приказания.
Я стою на коленях, руки по швам, взглядом буравлю снежно-белый мех ковра и всем своим видом стараюсь выказать как можно большую степень покорности и раболепия, которые, надо заметить, отнюдь не наиграны. Им нравиться видеть моё ничтожество. Нравиться видеть мой безвольно висящий член и оттянутые частым ношением гирек яички. Мама улыбается такой официальности. Но можете поверить, если бы я промолчал или ответил недостаточно вежливо, или что-то в моей позе показалось ей слишком дерзким, мне бы сильно влетело. Важно понять, что Эрика уже не являлась моей сестрой, которая была всего на два года старше меня, а являлась полноправной Госпожой, в общении с которой раб обязан был соблюдать долженствующий её высокому положению тон. Хотя мне было несложно перестроиться, учитывая, что покорность она вбивала в меня с детства, вместе с отбитыми яичками, трещавшими от ударов её остроносых туфелек за каждый проступок, будто яичница на сковородке. Боль оказалась очень хорошим подспорьем в обучении служению, и спустя всего несколько дней я уже дрожал от страха перед своей Повелительницей и обращался к ней с заискивающим почтением. Впрочем, я и раньше не посмел бы говорить с моей непредсказуемой сестренкой в неподобающем тоне.
В противном случае я мог оказаться под попками трех её подруг, неожиданно приглашенных на