Венера в униформе. Глава 1: «С добрым утром, засранец!»

казалось, что это слёзы радости. Она гладила меня по голове, промакивала пот со лба своим шёлковым платочком (который правда я должен был потом «постирать» во рту) и нежно убаюкивала, говоря, как повезло мне оказаться в столь заботливых руках, позволяющим моим собственным шаловливым ручонкам иногда проиграться со своим маленьким пипи. К несчастью даже этой искры разума не хватало, чтобы зажечь пламя. Её не хватило бы на то, чтобы осветить даже края той бездны, в которую я так стремительнее и неотвратимо падал.

И вот в эти моменты мне и становиться по — настоящему страшно. Всё труднее найти в себе отвращение к тому, что мне приходиться делать, и всё большее удовольствие я получаю от осознания собственного убожества, от ощущения безграничной власти, в которую я спеленат по рукам и ногам, будто младенец. И столь же беспомощный что — либо изменить. Да и желающий ли менять? Этот вопрос меня волнует теперь гораздо больше. Мои желания всё сильнее растворялись в океане воли моих Всесильных Повелительниц. Я думал сбежать из дома, но куда я пойду? У меня нет друзей, готовых меня приютить. Однажды у меня была шальная мысль заявиться в полицию и всё им выложить, но я бы сгорел от стыда, рассказывая, через что прошел. Мама сделала меня полностью зависимым от себя, так что теперь я и шага не смог бы ступить без её распоряжений. Да к тому же, что бы я делал, когда всё стало известно? Сбежались бы репортеры, вся грязь всплыла бы на поверхность, и наша образцовая семья была бы очернена на веки. Как бы я после этого жил? Зная, что за моей спиной люди будут шептаться: «смотри вот бедный мальчик, его мама с сестрой заставляли есть дерьмо». Контроль оргазма превращает меня из человека разумного в грязное, похотливое животное, готовое на всё, лишь бы ему позволили кончить поскорее. Причём гнусность наказания прямо пропорциональна сокращению времени, до того момента когда тугие оковы спадут с моего вопящего от жажды члена и мне будет дарована возможность испустить вязкую липкую струю, уносящую болезненное сумасшествие невольного воздержания прочь и оставляющую меня в блаженной опустошённости, лежащим совершенно бесчувственным под ударами злобных Хозяек. Стало быть, в моих интересах быть как можно грязнее и развратней и засунуть свою брезгливость глубоко в задницу, если не хочу лишиться остатков разума от кипящей в черепе спермы.

Иногда я чувствовал себя наркоманом, для которого очередная доза была не источником удовольствия, а лишь средством избавиться от ужасающих ломок, скрючивающих каждый нерв в искалеченном теле. Не скажу, что удовольствия я не получаю совсем, онанируя под струёй Эрикиной мочи, совсем даже наоборот, надо заметить, моя извращённость сказывается как — никак, но в целом картина во многом похожая. Я боялся что за любое мало-мальски значительное непослушание, срок моего воздержания будет продлен. На день, еще на день. И так до тех пор, пока я не забьюсь в