Режущий звон вспарывает тишину и мгновенно вырывает меня своими ледяными когтями из сладких объятий Морфея, в которых я пребывал, отдыхая от утомительного дела служения двум капризным Хозяйкам, щедрым на изобретательные пытки и унижения, истощающие меня так, что под конец «трудового» дня я валюсь на свой тонкий половичок и проваливаюсь в сон, едва касаясь шершавой ткани. И хотя она нисколечко не спасает моё тело от колющих его неровностей, я уже давно не принцесса на горошине, чтобы замечать подобные мелочные неудобства. Право же, после «воспитательных процедур», которым меня подвергают мои Повелительницы, моё, превращенное в бесчувственный студень тело, не обращает ровным счетом никакого внимания на хребты цементного пола. Я вздрагиваю, как от удара кнута, и резко вскакиваю, чтобы пронестись сломя голову через багровый полумрак комнаты наказаний, соседней с моей берлогой и, преодолев множество ступенек добраться до обиталища моих Богинь, расположенных на втором этаже нашего необъятного, утопающего в роскоши особняка, который с некоторых пор стал мне не просто домом, а скорее местом заточения, где я провожу дни, ублажая капризных Обладательниц моего всегда готового к употреблению тела.
А ведь когда-то, еще совсем недавно, всё было иначе, и из колледжа я возвращался домой, а не в камеру пыток. Зудящая сирена вызывает в моей измученной и запуганной душонке спазмы животного ужаса и я — маленький, ничтожный комок дрожащей от ужаса плоти срываюсь, как ужаленный в зад спринтер и на полусогнутых несусь в будуары моих нетерпеливых Хозяек. Едва не разбив голову о низкий потолок грозящий вбить меня в землю я, плохо соображая со сна, быстренько выбираюсь в соседнюю комнату, заставленную разнообразнейшими орудиями пыток. В моей берлоге можно ходить, только согнувшись в три погибели. Это для того чтобы я привыкал к подобной позе, но здесь я могу ненадолго распрямить спину, конечно лишь до тех пор пока в поле зрения нет моих Повелительниц. Они неукоснительно следят за тем чтобы я передвигался исключительно так, будто на меня взвалили по меньшей мере килограммов сто. Мимо меня проносятся полочки на которых с прямо таки маниакальной аккуратностью разложены всевозможные приспособления для воспитания моей непослушной попки.
Блестящие силиконовые фаллоимитаторы, от тонкого анального дилдо которым мне расширяли анус в то время когда мой сфинктер был еще девственно узок и неприступен до перевитого узелками вен огромного чёрного плага, на который меня насаживают, когда я особенно провинюсь (ну или когда у Хозяек есть настроение поглядеть на корчащегося при каждом шаге раба, ходящего будто ковбой после трёх недель непрерывной скачки). От его вида мой анус сжимается от страха, превращаясь в микроскопическую точку, но вместе с тем горло наполняется вязкой слюной вожделения, отчего я вновь исполняюсь презрением к тому, кем стал. Просто маленькой грязной шлюшкой, одновременно и боящейся наказания и жаждущей, чтобы её выпороли как следует. Стеки и плети будто ружья ждут чтобы их взяли в сильные руки опытной Госпожи и обрушили на