по пути домой журнал для любителей женского доминирования. Сейчас в руках у Эрики. Брезгливо сморщенный носик, кончики пальцев медленно листают страницы. Всем своим видом она показывает своё отвращение от необходимости касаться столь непристойного предмета. Да уж, такой благовоспитанной мамзели, как ты, изображённое там должно причинять почти физическое страдание. Кладезь впечатлений для сеансов мастурбации. Могучие Амазонки, истязающие своих тщедушных рабов самыми разнообразнейшими способами, Высокомерные Начальницы, заставляющие провинившихся сотрудников-импотентов тыкать вялыми членами в свои лакированные туфельки, и насмехающиеся над их судорогами, когда сморщенные головёшки исторгают жалкие капельки чудом сохранившейся в почти отмерших яичках спермы. Образ раздавленного и униженного ничтожества со смехотворной висюлькой между ног, просунутой в туфлю с открытым носком, из которой сочится ниточка спермы, навечно запечатался в моём воображении. И, конечно, строгие учительницы, нещадно хлестающие нерадивых учеников по оголённым попкам. Все они там, на сотне страниц, под глянцевой обложкой со слегка поистрепавшимися краями. Да уж, сестрёнка, это тебе не клавиши рояля, по которым ты стучишь по вечерам, разучивая очередную партиту Шуберта. Этот инструмент гораздо тоньше и требует изрядной подготовки для своего овладения. Я замираю от ужаса от того, что рассматривая страницы, она выворачивает наизнанку мою собственную душу, бесцеремонно выбрасывая под палящие лучи своего взгляда нежно трепещущие бутоны моих самых сокровенных мыслей.
Страницы, будто тросы висячего моста, натянутого над бездной. И каждый раз как ты кривишься от гадливости, один из них лопается. И их остаётся всё меньше и меньше. И мне скоро не за что будет ухватиться. И я рухну прямиком в угольно-чёрные глубины. И расшибусь о ледяную гладь Коцита. И муки Люцифера будут стократ сильнее, ибо помимо вечности в аду, ему придётся лицезреть мою торчащую изо льда задницу. Чем дальше Эрика листает журнал, тем выше взлетают её брови. А губы превращаются в алеющее удивлением «О». Держу пари, она и не знала, что на свете существуют столь изощрённые способы истязания жалких мужчинок. И я всёрьез опасался, как бы она не переняла что-нибудь оттуда, обогатив арсенал унижений для своего братца. Тамошние Домины были беспощадны!
— Вот это да! — восклицает она, тыча мне в лицо фотографию, на которой две пышногрудые брюнетки пользуют худенького, связанного по рукам и ногам блондинчика одна в рот, другая в анус. На их лицах рдеют жестокие ухмылки, а лицо несчастного юноши искажено гримасой боли. Его тело перевязано жгутами, истыкано иглами и обвито цепями. Он превращен в беспомощный кусок плоти, призванный ублажать жестоких Хозяек. Сколько раз я кончал, глядя на этот снимок и представляя на месте связанного раба себя, не счесть. Однако, я не переставал удивляться, как человек в здравом уме может добровольно пойти на такие пытки. А может вовсе и не добровольно?...Может быть. И может статься, что совсем скоро я это узнаю...
— А он, кстати, немного смахивает на тебя, — замечает Эрика, приглядываясь к фотографии поближе, — ты ведь наверняка не прочь был бы